Возвращение - Александра Лисина

— Это еще почему?

— Потому, — отрезал эльф. — Я тебе, конечно, друг, но эти проблемы ты на меня, будь добра, не вешай. Мне своих хватает — во! Если что, я тому дракону первый в глотку вцеплюсь и во весь голос буду орать, чтобы выплюнул тебя обратно. Потому что терпеть тебя всю жизнь хоть и трудная задача, но не такая невыполнимая, как прожить без храмовника под подушкой. И если с тобой что-нибудь стрясется, я каждую ночь буду вспоминать вас обоих нехорошими словами и делать все, чтобы тебе и на том свете постоянно икалось.

— Я всегда знала, что на тебя можно положиться.

— Я буду рядом, малыш, — резко сменил тон Элиар и пристально взглянул на маленькую Гончую, рискнувшую принять его в свою стаю. Он не обманет ее доверия. Не подведет. И не станет надоедать ненужными расспросами, когда и без них ей так трудно. — Клянусь, что приду за тобой вместе с Таррэном. Хотя бы для того, чтобы кинуть в тебя камень и напомнить о твоем обещании. Гончие ведь по-прежнему держат свое слово?

Она странно усмехнулась.

— Еще бы. Но и ты имей в виду: если я твой камень поймаю, то он к тебе вернется. Прямо в лоб, сечешь? И коли увернуться не сумеешь, то я перед Милле оправдываться за твою неуклюжесть не стану.

— Договорились, — спокойно кивнул светлый и отошел от побратима. С показным безразличием отвернулся к Тилю и задал какой-то вопрос, над которым владыка Темного леса так же преувеличенно сосредоточенно задумался.

Ллер Адоррас неверяще огляделся.

Неужели они соглашаются на это безумие?! Ведь можно найти кого-то другого! В конце концов, пусть выйдут на поединок сами! Он бы тоже пошел, но разве они станут слушать?!

— Бел никогда не ошибается, папа, — тихо сказала Эланна. — Они просто привыкли к этому. Это — ее бой. И даже если мы решим ее заменить, Бел никому его не отдаст. Для этого она слишком… Гончая.

— Безумие, — покачал головой владыка Эоллара. — Ты права, это — настоящее безумие! Но я, к сожалению, ничего не могу с этим поделать.

— И не надо. Когда-то я чувствовала себя так же, как ты сейчас. Но лорд Тирриниэль многое мне рассказал, и после этого я стала понимать их лучше. Поверь, это единственный выход. И если там будет возможность выжить, будь уверен, Бел непременно выживет. А если нет, то у Таррэна всегда есть шанс успеть это исправить.

— В каком смысле? — опешил владыка.

Эланна слабо улыбнулась.

— На ней горит его имя, отец. А у нее в руках его родовой перстень. И это значит, что они будут вместе до самой смерти. Если с Таррэном что-то случится, Белка пойдет хоть к Ледяной богине, чтобы его вернуть, и она это уже делала. А если что-то стрясется с ней, он всегда сможет позвать ее, как хозяин, которому она была предназначена. Всегда вместе. В горе и в радости. В счастье и в печали. В жизни или в смерти. Это и называется у Л’аэртэ «истинным обручением». А они обручены уже половину эпохи. И именно поэтому у Белки есть хоть какой-то шанс.

На каменистом плато, окруженном неприступными черными скалами, было пусто и тоскливо. Набухшие от воды тучи едва не царапали верхушки скал. Воздух был влажным и промозглым. Под ногами клубился туман. И только древнее изваяние, раскинувшее, как и шесть тысячелетий назад, широкие крылья, с немым вопросом смотрело на незваных гостей.

Шагнув сквозь портал, Таррэн со смешанным чувством взглянул на каменную драконицу. Да, это была она — Великая Мать. Совсем как живая. С матово блестящей чешуей, с мощным телом, в котором даже сейчас угадывалась нечеловеческая мощь, и вытянутой мордой, на которой удивительно живо поблескивали умытые дождем раскосые глаза. Те самые глаза, которые так долго не давали ему покоя.

— Она? — негромко спросил Элиар, пристально изучая громадную статую, и Таррэн кивнул. — Кажется, я ее где-то уже видел.

Тирриниэль, остановившись рядом с сыном, бросил на светлого острый взгляд. Неужто вспомнил? Светлые, хоть и отказались от «Огня жизни», все же были им близки по крови. А Элиар к тому же носил в себе частицу Л’аэртэ. Неудивительно, что они втроем видели одинаковые сны.

— Когда нам ждать драконов? — Белка, равнодушно покосившись на драконицу, тронула мужа за плечо. — Чувствуешь их?

У Таррэна нервно дернулся уголок рта:

— Пока нет.

— Мне надо осмотреться. Скажи, чтоб не мешали.

Эльф только вздохнул, а когда она бесшумно отошла, проводил долгим взглядом, в котором плескалось отчаяние.

— Останови ее, — попросил Тирриниэль так тихо, чтобы не услышал даже настороженно озирающийся ллер Адоррас, который, вопреки всем доводам, решил во что бы то ни стало присутствовать на суде вместе с телохранителем и главой своего совета. Хорошо хоть Эланну не взял. Вернее, он приказал ей остаться во дворце, а то не знал бы, как разорваться надвое, чтобы и ее прикрыть от драконов, и невестку не потерять. — Я знаю, ты можешь. Останови Бел. Прошу тебя.

— Она не настолько сильная, — тоскливо прошептал темный владыка. — И это не ее бой. Это нам надо стоять на суде, как прямым потомкам. Возможно, вместе с Элиаром.

— Она тоже Л’аэртэ.

— Она — наполовину человек!

Таррэн прикрыл глаза, чтобы не выдать бушующие внутри чувства, а когда открыл их снова, Тиль понял: Таррэн не остановит супругу, потому что уверен: есть нечто выше его чувств к ней, нечто сложнее, чем спор двух бессмертных народов. Нечто такое, что даже повелитель Проклятого леса был не в силах изменить.

— Прости, — глухо повторил Таррэн, опустив голову. — Я не могу объяснить.

Тиль осторожно коснулся его плеча, а потом вдруг ощутил, как на его собственном предплечье сжались чужие пальцы, и внутренне содрогнулся. Он не знал, что творилось у Таррэна на душе. Не знал, что за тайна объединила его и Белку. Но неожиданно почувствовал, чего ему это в действительности стоило.

Таррэн всегда был сдержанным. Его уверенность в себе была поистине несгибаемой. Настойчивость, с которой он добивался целей, была сродни одержимости, а умение отделять первостепенное от незначимого никогда его не подводило. Но сейчас у Таррэна больше не было той стойкости и уверенности, за которую он когда-то держался. Сейчас он был готов просить помощи и поддержки у кого угодно. И, как никогда в жизни, испытывал желание уткнуться лицом в плечо отца и хотя бы на долю мгновения почувствовать, что рядом есть кто-то более мудрый, сильный, умелый. Кто-то, кто примет за него трудное решение и подскажет, что именно так — правильно.

Тирриниэль без лишних слов обнял сына, ощутив, как при этом закаменело его тело. Ломая слабое сопротивление, привлек к себе. Мысленно попытался отдать всю уверенность, которой обладал сам. Ту стойкость, которой Таррэну сейчас так не хватало. Свою силу. Знания. И веру — хотя бы ту ее часть, что еще оставалась.

У темных эльфов не принято открыто выражать свои чувства. И когда-то они оба верили, что так и должно быть. Однако в тот момент, когда угроза потерять друг друга стала по-настоящему реальной, у Таррэна не нашлось слов, чтобы возразить, а Тирриниэль осознал, что им надо было сделать это гораздо раньше. Еще в тот далекий день, когда они впервые смогли посмотреть друг на друга без ненависти.