Августовские пушки - Барбара Такман

На следующий день после падения форта Лонсэн германские 2-я и 3-я армии перешли в наступление. Начался марш всего правого крыла германских войск через Бельгию. Так как немцы не планировали наступления ранее 15 августа, то Льеж задержал продвижение германских войск всего на два дня, а не на две недели, как думали все. Но Бельгия дала союзникам не просто передышку на два дня (или две недели), а повод для войны и пример ее ведения.

Задержка с прикрытием левого, открытого, фланга генерала Ланрезака была вызвана спорами и противоречиями среди англичан, которые должны были оборонять этот участок. Вместо того чтобы 5 августа, в первый день войны, автоматически вступить в действие, как это произошло с военными планами континентальных держав, план английского генерального штаба, разработанный Генри Уилсоном до мельчайших подробностей, подлежал рассмотрению Комитета имперской обороны. Когда в 4 часа дня комитет собрался на заседание уже в качестве Военного совета, в состав которого вошли известные гражданские и военные деятели, среди них впервые оказался и колосс, одновременно являвшийся и гражданским, и военным лицом.

Сам же новый военный министр, фельдмаршал лорд Китченер, как и его коллеги, не проявлял особых восторгов по поводу своего назначения. Члены правительства нервничали из-за того, что среди них впервые со времен генерала Монка, служившего при Карле II, находится профессиональный военный. Генералы боялись, что или он использует свое положение, или правительство окажет на него нажим, чтобы вмешаться в отправку экспедиционных сил во Францию. И опасения оправдались: Китченер незамедлительно выразил глубокое недовольство стратегией, политикой и ролью, которые отводились английской армии в соответствии с англо-французским планом.

Его полномочия, учитывая двойственное положение, были, однако, не совсем ясны. Англия вступила в войну с туманными представлениями о том, что верховная власть остается за премьер-министром, но без конкретного определения, на основании чьих советов он должен действовать и чье же мнение является окончательным. В армии строевые офицеры презирали штабных, считая, что у последних «ум канарейки, а манеры вельмож», но обе группы были настроены в равной мере против вмешательства в военные дела пусть и министров, но штатских, которых они именовали «фраками». Гражданские, в свою очередь, считали военных не иначе как «твердолобыми». На заседании Военного совета 5 августа «фраков» представляли Асквит, Грей, Черчилль и Холдейн, а от армии присутствовали одиннадцать старших офицеров, включая фельдмаршала сэра Джона Френча, командующего британским экспедиционным корпусом (БЭК), двух его полевых командиров — сэра Дугласа Хейга и сэра Джеймса Грайерсона, начальника штаба БЭК сэра Арчибальда Мюррея (все трое — в чине генерал-лейтенанта) и заместителя начальника штаба генерал-майора Генри Уилсона, чье умение наживать себе политических врагов ярко проявилось в ходе «Куррахского кризиса»[4]и стоило ему прежней должности. Между этими двумя группами, неизвестно кого и что представляя, пребывал лорд Китченер, который относился к целям экспедиционных сил с большим недоверием, а к их главнокомандующему — без всякого восторга. Если и не с тем же вулканическим пылом, с каким выступал когда-то адмирал Фишер, Китченер проявлял решительное несогласие с планом генерального штаба «привязать» английскую армию к французской стратегии.

Не участвуя лично в планировании войны на континенте, Китченер видел истинные цифры численности экспедиционных сил и потому не верил, что их шесть дивизий в состоянии повлиять на исход предстоящей схватки между семьюдесятью германскими и семьюдесятью французскими дивизиями. Хотя он и был профессиональным военным — «наиболее способным из тех, с кем мне приходилось встречаться за всю жизнь», как отметил лорд Кромер, когда Китченер возглавил Хартумскую кампанию, — его карьера проходила на высотах английского политического Олимпа. Он занимался только крупными проблемами в Индии и Египте и вопросами Британской империи в целом. Никто никогда не видел, чтобы он заметил простого солдата или заговорил с ним. Подобно Клаузевицу, он считал войну продолжением политики и исходил из этой концепции. В отличие от Генри Уилсона и генерального штаба он не был поглощен планами высадки, железнодорожными расписаниями, лошадьми, нарядами на постой, накладными и тому подобным. Стоя несколько в стороне, Китченер имел возможность смотреть на проблему войны в целом, в свете отношений между державами, и он вполне осознавал, сколь огромные усилия национальной военизации потребуются в предстоящем длительном вооруженном конфликте.

«Мы должны быть готовы, — заявлял он, — направить на поле сражения миллионные армии и обеспечить их всем необходимым в течение нескольких лет». Пораженная аудитория рвалась возражать, но он был непоколебим. Чтобы вести войну в Европе и выиграть ее, Англия должна иметь армию в семьдесят дивизий, равную континентальным армиям, а, по его подсчетам, такая армия достигнет полной силы только на третий год, а отсюда следует, что война будет длиться минимум в течение этого времени. Регулярную армию с ее офицерами и особенно сержантами он считал необходимой в качестве ядра для обучения большей армии, создание которой имел в виду. Расстаться с ней в ближайшем сражении при неблагоприятных условиях и там, где в конечном счете ее присутствие не будет решающим, было бы, по его мнению, преступной глупостью. По убеждению Китченера, если отправить регулярную армию на континент, то не будет никакой возможности подготовить войска ей на смену.

Важнейшая разница между английской и континентальной армиями состояла в отсутствии в Англии воинской повинности. Регулярная армия предназначалась скорее для службы в колониях, а не для защиты метрополии, что вменялось в обязанность территориальным войскам. Поскольку герцог Веллингтон в свое время завел непреложное правило — новобранцы для колониальных войск «должны быть добровольцами», то военный потенциал Англии во многом зависел от волонтеров, в результате чего другие государства не знали толком, насколько значительным окажется участие Англии. Хотя лорд Робертс, старший из фельдмаршалов, кому было уже далеко за семьдесят, в течение многих лет при поддержке единственного члена кабинета министров, Уинстона Черчилля, боролся за воинскую повинность, лейбористы активно выступали против, и ни одно правительство не рискнуло бы согласиться на призыв в армию, ибо подобное решение немедленно привело бы к его отставке. Военные возможности Англии на Британских островах составляли шесть пехотных и одну кавалерийскую дивизии регулярной армии плюс четыре дивизии колониальных войск общей численностью 60 000 человек и четырнадцать дивизий территориальных войск. Трехсоттысячный резерв был разделен на два класса: специальный резерв, которого едва хватало на пополнение регулярной армии до военной численности и сохранение ее боеспособности в течение нескольких недель боевых действий, и национальный резерв, обеспечивающий смену в территориальных войсках. По мнению Китченера, «территориалы» были плохо обученными, бесполезными «любителями», к которым он относился с таким же откровенным презрением — и столь же несправедливо, — как и французы к своим резервистам, и не принимал их в расчет.