Пруст и кальмар. Нейробиология чтения - Марианна Вулф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Одно из самых многообещающих применений неврологии касается именно этого вопроса [19]. Чем больше мы знаем о развитии мозга читателя и мозга человека с дислексией, тем более точно можем с помощью целенаправленного вмешательства направлять усилия на конкретные структуры или связи, которые у некоторых детей не развиваются. При дислексии (как и в случае развивающегося обычным путем навыка чтения) вмешательство должно быть четко направлено на каждый компонент системы, интенсивно и творчески, до тех пор, пока не будет достигнут определенный уровень автоматизма и понимания. Это намного более трудная и требующая больше времени и усилий задача для мозга, который менее эффективно оснащен для множества процессов письменного языка и вполне может представлять иную адаптацию мозга для чтения.
В высших интересах общества – защитить потенциальные возможности детей с дислексией. Как описано в работе ученого из Гарварда Гила Ноама, необходимо, чтобы мы помогли им вытерпеть трудности и стать устойчивыми, тогда они будут готовы изобрести, условно говоря, следующую электрическую лампочку [20]. Мне не хотелось бы подробно останавливаться здесь на тех потерях, которые были вызваны годами невежества в плане дислексии и многих других форм необучаемости. Это печальная глава в большой истории, которая началась, когда некоторые из нас научились читать, в то время как остальные продолжали строить, создавать удивительные вещи и думать не так, как другие. К счастью, истории умеющего читать мозга и мозга с дислексией появляются как истории-близнецы в большой саге об огромной человеческой семье.
Понимание генетического разнообразия, которое является причиной всех этих различий в наших интеллектуальных привычках и навыках, особенно важно в момент перехода к ближайшему будущему. Подобно диалогам Платона, эта книга написана с точки зрения двух подходов: страстного сторонника вклада умеющего читать мозга в наш интеллектуальный репертуар и активного участника и бдительного наблюдателя технологических изменений, которые участвуют в формировании реорганизованного мозга. Сегодня людям не нужно мыслить двояко, не понадобится это и будущим поколениям. Как говорится, «если у тебя есть два варианта, обычно бывает и третий».
В передаче знаний детям и учителям будущего не придется сталкиваться с выбором между книгами и экраном, между газетами и новостными сайтами в интернете или между печатным словом и другими средствами массовой информации. У переходного поколения есть возможность, если мы за нее ухватимся, использовать все, что имеется в нашем распоряжении, чтобы подготовиться к тем новым формам, которые придут следом. Аналитический, умозрительный, видящий перспективы, умеющий читать мозг со всеми своими возможностями и быстрые, многофункциональные, мультимодальные, интегрирующие информацию способности цифрового типа мышления не обязательно должны существовать в разных, исключающих друг друга плоскостях. Многие дети умеют переключаться между двумя или более устными языками, а мы можем также научить их переключаться между разными презентациями письменного языка и разными методами анализа. Возможно, подобно созданному в 600 году до нашей эры незабываемому образу шумерского писца, терпеливо выписывающего клинописные знаки рядом с аккадским писцом, мы будем в состоянии сохранить возможности двух систем и понять, почему обе они бесценны.
Естественная история развития чтения представляет собой оптимистический и одновременно настораживающий рассказ о достижении высочайших и глубочайших уровней этого навыка. Внушительная, иногда трогательная, часто заставляющая склонить голову история началась тысячи лет назад в культурах, которые известны нам только потому, что некоторые из наших предков продемонстрировали дерзость и нейронную приспособляемость, чтобы зафиксировать свои долги и заработки на глиняных табличках и свитках папируса.
Столь же дерзко Сократ высказывал беспокойство прежде всего по тому поводу, что «подобие истины», передаваемое кажущимся постоянством этого письменного языка, будет означать гибель человеческой добродетели в том виде, в каком она нам известна. Сократ так и не узнал секрета, заключенного в природе чтения: он не узнал о времени, которое оно освобождает, чтобы мозг мог обрабатывать более глубокие мысли, чем ранее. Этот секрет знал Пруст, и мы тоже его знаем. Загадочный, невидимый дар времени на размышления, выходящие за рамки привычного, – это величайшее достижение умеющего читать мозга. Эти встроенные миллисекунды формируют основу нашей способности стимулировать знания, размышлять о добродетели и выражать то, что раньше было невыразимым, а оно, будучи выраженным, строит следующую платформу, с которой мы нырнем глубже или взмоем вверх.
Читателю: последнее соображение
В книге о том, как наш биологический вид научился проникать за рамки текста, не должно быть последнего предложения. Дорогие читатели, выбор за вами…
Чтобы эта книга состоялась, мне потребовалось семь лет и помощь ста друзей и коллег. За это время, к нашей большой радости, у нескольких сотрудников Центра исследования чтения и языка родилось в общей сложности уже двенадцать замечательных детишек (и еще несколько на подходе). В то же время мы потеряли восьмерых друзей, которые все до одного, так или иначе, внесли вклад в работу над этой книгой. Это Дэвид Свинни, выдающийся ученый-когнитивист и друг всей жизни; Майкл Пресли и Стив Стал, психологи, гуманисты и педагоги; Джейн Джонсон, неутомимая защитница людей с проблемами обучаемости; Ребекка Сандэк, молодой одаренный нейропсихолог; Мерил Пиша, один из лучших специалистов в области обучения чтению в Бостоне; Хэрольд Гудгласс, один из самых замечательных нейропсихологов XX века; Кен Соколов, блестящий экономист и мой дорогой друг. Мне хотелось бы отметить каждого за вклад в их научные направления и мою работу.
Я благодарю сотрудников Центра исследования чтения и языка, которым руководила в течение последних десяти лет в Университете Тафтса. Этот Центр представляет собой постоянно развивающееся пространство, дом, приютивший группу невероятно преданных коллег, которые протестировали и обучили более тысячи детей, а также проводили исследования самых разных проблем, начиная с оперантного поведения для детей с дислексией до сканирования мозга в процессе называния букв. Они самые замечательные люди, с которыми мне когда-либо приходилось работать. В разные периоды в эту группу входили: Кэтрин Доннели Эдамс, Майя Аливасатос, Мирит Барцилаи, Сурина Башо, Терри Йоффе Бенарей, Алексис Берри, Кэтлин Бидл, Ким Богларски, Эллен Буазель, Джоанна Кристодулоу, Колин Каннигхэм, Терри Дини, Кэролин Донелэн, Венди Галанте, Ивонн Джилл, Стефани Готвальд (координатор исследования), Алана Харрисон, Джейн Хилл, Джулия Джеффри, Манон Джоунз, Тами Кацир, Ребекка Кеннеди, Анна Найт, Кирстен Корц, Синтия Круг, Джилл Ладмар, Эмили Макнамара, Ларина Мета, Майя Мистра, Линн Томер Миллер (заместитель директора), Киран Монтэгю, Кэти Мориц, Элизабет Нортон, Бет О’Брайен, Алисса О’Рурк, Маргарет Пирс, Конни Скэнлон, Эрика Симмонс, Кэтрин Студли, Лора Вадерберг, Ким Уолс и Саша Ямпольски.
В число почетных членов Центра входят Пэт Бауэрс и Звия Брезниц, которые провели с нами творческие отпуска, а также Джинджер Берниджер: это друзья на всю оставшуюся жизнь. Многим людям в Центре я навечно благодарна за помощь с этой книгой. За получение допуска к результатам исследований отвечали Паскаль Бусико и Андреа Марконт. Библиографический список оформляли Кирстен Корц (которая просто ангел) и Кэтрин Доннелли Эдамс. Корректурой занимались студенты моего семинара, Мирит Барцилаи, Кэти Мориц и Элизабет Нортон. Концептуальные прозрения принадлежат моему бывшему студенту, а теперь уважаемой коллеге из Хайфы Тами Кацир. Техническую помощь осуществляла наш невероятный мастер слова Стефани Готвальд. Уникальные изображения мозга – это работа бывшей студентки Кэтрин Студли, одаренного нейропсихолога и талантливой художницы из Оксфордского университета. Больше всего я хочу поблагодарить координатора программы Центра, Венди Галантэ, чья постоянная, неослабевающая помощь и поддержка в работе над этой рукописью просто неоценимы. Без нее я никогда не написала бы эту книгу.