Пруст и кальмар. Нейробиология чтения - Марианна Вулф

С рождением систем письма изменения произошли не только в нейронных сетях мозга. Как утверждает специалист по классическим языкам Эрик Хэвлок, греческий алфавит отмечает психологическую и педагогическую революцию в истории человечества: процесс письма привел к беспрецедентным до того времени мыслительным способностям мозга [7]. Некоторые из когнитивных нейропсихологов сегодня исследуют неврологические основы этих новых способностей применительно ко всем полным системам письма, не только алфавитным [8]. Они описывают, как реорганизация основных процессов обработки данных в мозге, которая происходит в процессе овладения чтением, становится неврологическим базисом нового мышления. Другими словами, новые нейронные сети и пути, которые мозг создает для того, чтобы человек научился читать, становятся основанием для способности мыслить по-иному, по-новому.

Следовательно, революция чтения базировалась не только на неврологии, но и на культуре. Она началась с появлением первых полных систем письма, а не просто первого алфавита. Высокая эффективность письма и освобожденная им память способствовали новым формам мышления. Этому способствовали также нейронные системы, созданные для чтения. Мозг, который уже научился реорганизовывать себя для чтения, с большей готовностью принял новое мышление; все более сложные интеллектуальные навыки, формированию которых способствовали чтение и письмо, расширили наш интеллектуальный репертуар – и продолжают расширять.

Чтобы это понять, мы должны поразмышлять над вопросом: какие навыки, формированию которых способствовало чтение, не обнаруживаются в устных культурах? С созданием самых ранних символов-токенов появились первые системы исчисления, а с их появлением увеличились возможности принятия решений, которые возникают, когда доступным становится большее количество информации более высокого качества. Казалось бы поэтому, что первые известные символы (отличные от наскальных рисунков) служили для экономии – и для экономики. С возникновением первых полных систем письма – шумерской клинописи и египетских иероглифов – простое счетоводство превратилось в систематическую документацию, которая привела к организационным системам и кодификации, а она, в свою очередь, способствовала значительным интеллектуальным достижениям. Ко 2-му тысячелетию до нашей эры аккадские литературные произведения начали классифицировать все известное о мире, примером чего является энциклопедия «Все, что известно о Вселенной», юридический шедевр «Кодекс Хаммурапи» и различные замечательные медицинские тексты. Сам по себе научный метод ведет свое начало из растущей возможности наших предков документировать, кодифицировать и классифицировать.

Во множестве источников, начиная с шумерских методов обучения чтению, прослеживается возрастающая лингвистическая осведомленность. Методы, которые шумеры использовали в школах-академиях «э-дубба» («домах табличек»), способствовали лучшему пониманию различных свойств слова: многочисленных семантических связей и взаимоотношений значений, различных грамматических функций, комбинаторных свойств, которые делают возможным формирование новых слов от уже существующих корней и морфем, а также различных вариантов произношения в разных диалектах и языках.

Задания, которые выполняли молодые шумеры, усердно копируя списки слов на обратной стороне таблички учителя, давали ученикам время поразмыслить над словами, которые они писали. Это способствовало не только постепенному развитию языкового сознания, но и самому процессу размышления. Столетия спустя такие тексты, как «Эпос о Гильгамеше», «Диалоги о пессимизме» и множество сохранившихся угаритских документов, помогли сделать видимыми чувства, мысли, испытания и радости этих выросших учеников и раскрыть их внутренний мир. Эти древние произведения стали вечными свидетелями появления того, о чем мы часто думаем как о «современном сознании».

Вряд ли кто-то более красноречиво написал о вкладе грамотности в возникновение «современного сознания» в Древнем мире, чем иезуит и историк культуры Уолтер Онг [9]. В исследовании взаимосвязи между произносимым словом и грамотностью, которым он занимался всю жизнь, Онг переформулировал вопрос об уникальном вкладе чтения так, что это может помочь нам понять наш современный переход к более цифровому способу коммуникации. Два десятилетия назад Онг утверждал, что смысл интеллектуальной революции заключается не в наборе навыков, развитию которых способствует новый культурный способ коммуникации, а в трансформационных изменениях, которые даруются людям, владеющим обоими этими способами. В одном пророческом отрывке он пишет:

Для Онга новым пониманием человеческого сознания были изменения, происходящие, когда устный и письменный язык конвергировали: чтение изменило то, как люди могли думать о мышлении. От откровений Левина в «Анне Карениной» до затруднительного положения паука в «Паутине Шарлотты» эта способность видеть мысли другого дает возможность двойного осознания – сознания другого человека и своего собственного. Благодаря возможности изучать мыслительные процессы людей на протяжении 3000 лет мы способны проникать в сознание людей, которых в противном случае даже представить себе не могли бы, включая сознание величайшего апологета устной традиции, Сократа. Только потому, что у нас есть возможность прочитать результат сомнений Платона, мы можем понять Сократа и универсальную природу его опасений.

Несомненно, опасения Сократа относились не столько к грамотности, сколько к тому, что может произойти со знаниями, если молодежь будет иметь неконтролируемый, некритический доступ к информации. Для Сократа информация не была целью в поиске знания. Его цель состояла скорее в нахождении сути и цели жизни. Такой поиск требовал пожизненной приверженности развитию глубочайших критических и аналитических навыков, усвоению личных знаний посредством напряженной работы памяти и постоянного труда. Только если молодой человек проявлял все эти качества, Сократ мог быть уверен, что этот ученик будет способен после изучения знания в диалоге с учителем вступить на путь принципов, ведущих к действию, добродетели и в конце концов к дружбе с его богом [10]. Сократ считал знание силой, ведущей к высшему благу, и все, что могло представлять для знания угрозу (например, грамотность), должно было быть предано анафеме.

Беспокойство Сократа частично могло быть вызвано очень тонким пониманием, насколько неразрывно связаны знание и грамотность и как они важны для развития молодого поколения. По иронии судьбы сегодняшние гипертексты и тексты в прямом доступе обеспечивают чтению в компьютерной презентации режим виртуального диалога. Джон Макини утверждает, что «динамический характер онлайн-грамотности изменяет традиционные роли читателя и автора, а также авторитет текста» [11]. Такое чтение требует новых когнитивных навыков – этого не понимал Сократ и не до конца понимают современные педагоги. Мы находимся лишь в самом начале исследования когнитивных последствий использования, например кнопки браузера «назад», синтаксиса URL, файлов cookie и «педагогических тегов» для улучшения понимания и памяти. Эти инструменты имеют исключительно многообещающие последствия для интеллектуального развития пользователей, особенно пользователей с конкретными проблемами, которые могут быть целенаправленно и квалифицированно учтены в рамках прикладных технологий обучения. Как убедительно демонстрирует Дэвид Роуз, цифровые тексты могут предложить и учителю, и ученику «выбор в способе представления, уровне поддержки, типе поддержки, способе реагирования, контенте… все это – ключевые моменты взаимодействия» [12]. А взаимодействие для учеников столь же важно, как и в афинских двориках тысячи лет назад.