Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

За последние несколько лет он сменил много профессий, имя тоже менял не впервые. Был старателем, потрошил мёртвые города и искал, что из лежащих там ценностей ещё может послужить живым. Был скупщиком вещей у старателей и их перепродавцом. Розничным. До оптовика не дорос. Разорился после того, как «кинули» на бабки. Иметь дело с поставщиками для него оказалось слишком сложно. Труднее, чем лазить с мешком по развалинам самому.

Дальше, потеряв своё дело, он стал коробейником-мешочником на службе у купца. Это в Сибири и на Урале можно неделю ехать и ни одной живой души не найти. А здесь, в «русской Европе», плотность обитания людей была выше. Но проще и нарваться на неприятности.

Он развозил по деревням Саратовской и Самарской областей, а потом Тульской и Тверской дефицитные лампочки, швейные иглы, разный мелкий инструмент, полезные расходники — шурупы, гвозди, спички, спирт, сухое горючее, соль и многое другое.

Язык, видно, был подвешен всё же так себе, поэтому торговал он хоть и не в убыток, но без особой прибыли. Хватало лишь на мзду местным начальникам, буграм и паханам, да самому на еду. Купцу, который держал сеть лабазов в десяти сёлах, плохие результаты не нравились — и вскоре он отправил Сашку восвояси, обозвав «самым отстойным продажником по итогам месяца». Мол, он не верит в успех и демотивирует остальных коробейников своей кислой рожей. Ещё и вычел из оплаты какую-то «пеню».

На это парень сам его послал куда подальше. Чуть не подрались. Это сейчас Молчун того, кто его бы так оскорбил и у кого не было за спиной «шкафов»-телохранителей, как у Баратынского, просто уложил бы в землю. А тогда молодой ещё был, зелёный. Надо было хотя бы телегу и партию товара утащить.

Пытался Саша и просто ездить с телегой между деревнями, выменивать то да сё. Чаще всего вещи, которые нужны для ремонта. Но это несло в себе дополнительные риски. Несколько раз его обворовывали. Пару раз лихие люди его грабили, избив до полусмерти, и оставляли подыхать, думая, что он если не труп, то уже не жилец. Но он каждый раз поднимался, отлёживался и возвращался к жизни, заработав лишь новые шрамы. Купца-бизнесмена, короля гирек и безмена — из него не получилось.

Месяц был батраком, практически рабом у крестьянина рядом с Тверью, который держал его на гнилой картошке и воде, жить пустил только в свой хлев, а за сломанную лопату побил так, как мало кто бьёт даже собаку. Батрачить у него оказалось почти так же тяжело, как находиться в лагере на расчистке шоссе у «сахалинцев».

Потом Сашка отплатил тому крестьянину, спалив все надворные постройки, даже туалет. Дом не тронул — детей пожалел. Так уж почему-то получалось, что огонь часто следовал за ним по пятам, иногда он сам был причиной пожара.

Были и нормальные фермеры-селяне, у которых он обитал. Такие вкалывали наравне с работниками. Но и с себя, и с других требовали много, а Младший любил поспать хотя бы до десяти часов. Привычка из бродячей жизни, когда кроме голода и холода тебя никто не гоняет. Дочь одного фермера, тоже Лена (но уже не на Урале, а в Подмосковье), вроде как оказывала ему знаки внимания, но он не сошёлся характером с её мамой, которая говорила, что такого лодыря ещё поискать. Пришлось уехать. Что поделать, он считал лень привилегией умных людей, которые хотят оптимизировать трату сил и приложить свои таланты к чему-то, что двигает цивилизацию вперёд. В том, чем ему хотелось заниматься, он бездельником не был. Мог и про сон забыть, когда путевые заметки писал. Давно уже после первого еженедельника понадобились несколько новых. Но была ли от этого польза?

Вспоминая период с начала похода отряда «Йети» и до нынешних времён, Младший думал, что ему десятки раз несказанно везло. Полагалось быть убитым в первом бою. Или в последнем. Ещё он мог умереть на допросах. Или повеситься в одиночной камере, куда его засунули, ещё не зная, что он настоящий враг и диверсант. Или быть зарезанным сокамерниками в общей. Которые не идейные враги СЧП, а простые бандиты. Или забитым до смерти надсмотрщиками-«воспитателями», такими же бандитами. Или умереть от того, чего Александр обычно избегал, — непосильного труда.

Или уже после бегства с великой стройки к югу от Старой Столицы, Калачёвки, — скончаться от ран и истощения и оставить свои кости в корявом послевоенном лесу.

Но через полгода после первой попытки он снова попытался зайти на территорию Орды. И только тогда до него с опозданием дошло, что всё бесполезно. Что Виктор теперь живёт далеко на юге, в Краснодаре или на Кубани. Там его престол. Что его охрана работает как часы. Что на людях тот показывается редко. И ходят слухи, что не всегда в мундире и плаще на трибуне стоит сам Уполномоченный, а не двойник. И что в одиночку никогда не сделать того, что не сумел отряд в сотню с лишним человек. А никто не поможет.

Тогда он плюнул и зарыл топор войны. Повернул на север, а потом на запад. И вышел к людям уже как бродяга, а не как мститель. Стал жить-бомжевать и добра наживать, ха. Постепенно добравшись аж до Подмосковья. Там, где об Орде хоть и слышали, но ей не подчинялись. А чаще и вовсе не слышали. Там он начал просто жить.

Хотя, может, какой-то «хитрый план» и был в его голове, ещё более наивный, чем стратегические построения Пустырника и братьев Красновых. Типа такого: окрепнуть, набраться сил и всё равно попытаться навалять ордынцам, убить Виктора и освободить деда и сестру. Теперь, по прошествии лет, ему было даже смешно об этом вспоминать.

Потому что время шло, а он так и не чувствовал себя окрепшим. Наоборот, казался себе измотанным, как загнанная лошадь. Хотя вроде был теперь не рабом и не пленником. От жизни собачьей начало портиться здоровье, выпало несколько зубов, слава богу, что не передних. Несколько раз он сильно простужался, дважды ломал кости, а уж сколько раз травился — не вспомнить. Жизнь одиночки была не сахар. Самого сахара он тогда не видел.

Одно время Саша даже пытался стать охотником. Но это у него получалось неважнецки. Повадки зверья худо-бедно изучил, но не везло. Стрелял он хоть и довольно метко, но с реакцией было слабовато. Живность оказывалась проворнее,