Нарушенная клятва - Кэтрин Куксон

— Отчасти.

— А Мэтью?

— Да, Мэтью. — Луиза тоже встала и долгим взглядом посмотрела на Тилли. — Все будет зависеть от тебя.

— Что будет от меня зависеть? Я должна знать, скажи мне, Луиза.

— Не могу. — Луиза отвела взгляд. — Говорить и объяснять я ничего не буду, но советую тебе быть настороже: он что-то затевает. А человек он опасный. Меня он потерял, а если его еще и Мэтью оставит… Ему даже мысль такая невыносима. Поэтому он все и затеял.

— Пожалуйста, Луиза, — взмолилась Тилли, — скажи, что нам грозит, чего нам ждать? Прошу, скажи.

— Ты скоро все узнаешь сама. Завтра к этому времени, когда приедет фургон, ты все будешь знать.

— Чей фургон? Неужели что-то должно случиться с Мэтью? Он что, отправил его в рейд вместе с другими? — От волнения голос Тилли зазвенел.

— Нет-нет, об этом не беспокойся, — поторопилась уверить ее Луиза. — Мэтью вместе с остальными вернется завтра утром. Но сегодня я хочу, чтобы ты спросила себя, насколько сильно ты любишь Мэтью.

Тилли совсем растерялась. Она оторопело смотрела на маленькую, нищенского вида женщину, не зная, что сказать — приставать с расспросами больше не стоило. Она заранее знала, что это бесполезное занятие. Если Луиза решила молчать, значит не надо надеяться вытянуть из нее хоть слово — она будет искусно маневрировать вокруг да около.

Не говоря больше ни слова, Тилли сняла с крючка свою соломенную шляпу и вышла на солнцепек. Миновав кухню, она вошла в дом через черный ход и вскоре оказалась у дверей своей комнаты.

Кэти с ребенком были наверху и скорее всего спали. У многих это стало привычкой — спать, если представлялось возможным, в самые жаркие часы. Тилли вошла в соседнюю комнату и ополоснула лицо тепловатой водой. Затем села к стоявшему в углу туалетному столику и принялась внимательно разглядывать в зеркале свое отражение. Сквозь загар на ее лице проступала бледность, вокруг глаз обозначились красные круги, мокрые волосы прилипли ко лбу. Она прищурилась, словно с трудом узнавала себя. И действительно, она сильно изменилась за те одиннадцать месяцев, что прошли со дня ее отъезда из Англии. Без сомнения, жизнь в этих малоприветливых краях закалила ее тело и душу. Она научилась ездить верхом и стрелять, позади остался лютый холод зимних ночей, а теперь ей предстояло привыкнуть еще и к убийственному зною. Резкая смена климата определила произошедшие в ней внешние перемены, а вот изменения, затронувшие душу, оказались значительно серьезнее и глубже. Причиной тому стало отношение к ней Альваро Портеза и тот хорошо осознанный страх, который он у нее вызывал. Она прекрасно понимала, что не опасаться такого человека было бы просто глупо. А страх способен поработить человека, способен лишить его воли.

С шестнадцати лет она узнала страх: ее страшили жители деревни и все семейство Макгратов, но страх перед дядей Мэтью перекрыл все другие страхи. Но одновременно в ней зарождалась и сила, способная этому страху противостоять. Тилли казалось, что они со стариком Портезом сошлись в жестоком поединке, наградой за победу в котором был Мэтью. Хотя он и без борьбы безраздельно принадлежал ей. Не проходило и дня, чтобы он не клялся ей в любви. Стоило им лечь в постель, как окружающий мир переставал существовать для них. Они забывали обо всем на свете, и не было ничего сильнее и ярче их страстной, всепоглощающей любви, описать которую не нашлось бы подходящих слов. А утром во время завтрака за одним столом с ними сидел высокий, с характерной внешностью испанца старик, который, казалось, только и ждал удобного случая, чтобы, как клинок, вонзиться между ними.

Но какая напасть поджидала их впереди? Как это сказала Луиза: «Спроси себя, насколько сильно ты любишь Мэтью». Значит Мэтью имел какое-то отношение к грядущей беде. Вероятно, что-то натворил, когда наведывался сюда раньше. Но что именно за поступок он совершил? Что мог он сделать такого, что заставило Луизу усомниться в постоянстве ее, Тилли, чувства к нему. Что за сюрприз ожидает ее, когда станет известна вся правда? Тилли низко и горько опустила голову, мысленно моля Бога, чтобы поступок Мэтью не оказался таким, с которым она не смогла бы примириться.

Ближе к полудню в ворота ранчо шумным потоком влилась группа запыленных и пропотевших всадников, радостным гиканьем и свистом возвещая о своем прибытии. Это был первый случай, когда Тилли не спустилась во двор встретить Мэтью. Она осталась наблюдать за происходящим из окна комнаты, расположенной под самой крышей. Кэти с ребенком были отправлены к Луизе, которая неизменно радовалась их появлению, и которая, как казалось, чувствовала себя свободнее в обществе девушки и ребенка, чем в обществе Тилли.

Грудь Тилли тяжело вздымалась. Больше двух часов провела она в ожидании, сидя скрючившись на полу этой комнатушки, где от пышущей жаром крыши дышать было почти нечем.

За час до этого Тилли в боковое окно увидела маленький караван, состоявший из нескольких повозок. Он появился из-за ближайшего холма и потянулся к дому Диего и Эмилио. Первым ехал крытый фургон с опущенным спереди пологом. Тилли не удалось разглядеть старый или молодой мужчина правил лошадью. Не смогла она разобрать и возраст сидевшей рядом с ним небольшого роста женщины. Следующую повозку тоже покрывал тент, но не так плотно, как первую. Третья повозка с высокими бортами, доверху нагруженная домашним скарбом, напомнила Тилли телеги, какими пользовались фермеры в далекой Англии. Навстречу каравану выбежали дети Эмилио и сын Диего. Ребятишки весело запрыгали вокруг повозок. Затем в поле зрения Тилли появился Мак Макнилл. Он некоторое время наблюдал за приехавшими, затем, не спеша, подошел поздороваться.

Тилли показалось, что между ним и возницей первого фургона возник спор.

И вот теперь вернувшийся с другими мужчинами Мэтью стоял посреди двора и искал ее глазами. Тилли не сомневалась, что он удивлен, поскольку во дворе не обнаружил не только ее, но и своего дядюшку.

Снова Тилли увидела Мака. Хромота мешала ему быстро ходить, но сейчас он почти что бегом приближался к Мэтью. Мужчины о чем-то возбужденно заговорили, и Мэтью сразу ссутулился. Сдернув с головы шляпу, он в сердцах хлопнул ею себя по коленям, поворачиваясь в сторону стоявших в отдалении недавно прибывших повозок. Затем он снова повернулся к Маку, резко склонил голову к плечу и прижал к ней руку, словно от внезапно пронзившей его боли в ухе. Круто повернувшись, он уже хотел рвануться к дому, но Мак остановил его, проявив недюжинную силу — Мэтью и раньше никогда не жаловался на здоровье, а за время пребывания на ранчо он стал еще крепче, не уступая в силе ни одному из местных силачей. К ковбоям, не торопившимся уйти со двора, присоединились Первый, Второй и Третий, на их темнокожих физиономиях и в широко раскрытых глазах застыло напряженное ожидание.

Заботливо придерживая Мэтью, Мак повел его в дом, а все, наблюдавшие во дворе за этой сценой, занялись своими делами.

Наконец-то, сидевшая в неудобной позе, Тилли встала и размяла затекшее тело. И как когда-то в детстве и в ранней юности, охваченная тревожными раздумьями, она сунула руки под мышки и принялась расхаживать по комнате, раскачиваясь при каждом шаге. «В чем дело? Что произошло? — задавала она вопросы. — В чем замешан Мэтью?» Но сколько она не ломала голову, желанный ответ так и не приходил. Хотя возможность найти его одновременно пугала Тилли. В одном она не сомневалась: все прояснится после разговора с Мэтью.