Прекрасная монашка - Барбара Картленд

— Да, я купила все, что вы говорили, и еще цыпленка.

Продавец отдал мне дешево, потому что он оказался не очень жирным.

— Хорошо, тогда ставьте цыпленка варить, а все лекарства несите сюда, чтобы я могла приготовить снадобье. Мне еще потребуется горячая вода и две-три чашки.

Как же долго пришлось объяснять и тяжело было заставить Рене понять, что чашки обязательно должны быть чистыми, а вода — кипяченой. Однако в конце концов Аме добилась успеха и, потребовав еще и чистую ложку, она собственноручно дала лекарства маленькому Жану.

Будучи смешанным с душистой апельсиновой водой, лекарство было сладким, и малыш пил его жадно, немедленно прекратив свой плач, как только его губ коснулась первая капля.

— Смотрите-ка, как ему понравилась эта микстура! — обрадованно воскликнула Рене. — Знаете, ведь у него никогда еще не было такой вкусной пищи.

— Это не еда, Рене, — строго предупредила ее девушка. — И вы должны будете давать ему эту микстуру только в том случае, если он заболеет. Ни в какое другое время не давайте ребенку лекарства. Вы понимаете?

Как и предполагала Аме, после дюжины ложек лекарства малыш крепко уснул. Спал он абсолютно спокойно, и Рене снова и снова повторяла, что все это не иначе, как чудо.

— Как только ребенок проснется, первое, что он захочет бульон из цыпленка, — сказала ей девушка и попыталась рассказать ей, как следует правильно готовить цыпленка, посоветовала варить бульон на медленном огне, чтобы в жидкости остались все ценные вещества.

Это показалось ей самым трудным делом из всех, которыми она занималась когда-либо прежде, потому что, оставаясь прикованной к стене, девушка могла только давать указания, что и как делать, а Рене оказалась на редкость бестолковой и нерадивой ученицей, и это при том, что она, как и все француженки, обладала природным даром вкусно готовить.

Когда Рене покупала цыпленка, она не забыла раздобыть заодно и лука, немного чеснока и несколько крошечных грибов.

— Если бы только у нас каждый день была пища вроде этой! — воскликнула Рене, присев около камина. — Но что я могу купить на су, кроме куска хлеба?

— Вы обязательно храните те деньги, которые оставлены на питание для маленького Жана, — продолжала наставлять женщину Аме. — Ни в коем случае не тратьте их ни на что другое. Обещаю, что ни за что не скажу вашему супругу о том, что у вас есть эти деньги. Потому что они принадлежат только малышу. Запомните, я отдала свои пряжки ему, а не вам.

Аме вовсе не хотела подстрекать Рене ко лжи, но в то же время она прекрасно понимала, что Франсуа принадлежал к тому типу мужчин, которые стараются принести в свой дом как можно меньше. Девушка сделала это заключение на основании того, что ей удалось подслушать в ходе беседы Франсуа с тем человеком, который помогал ему в похищении; ведь он тогда положил в свой карман какую-то сумму денег, но, когда позже уходил на целый день из дома, не оставил своей жене ничего, кроме куска хлеба.

Маленький Жан проснулся, выпил немного куриного бульона, после чего снова уснул. Кожа его на ощупь стала прохладней, из чего следовало, что, как и предполагала Аме, травы своим действием постепенно способствовали выздоровлению.

— Кто бы мог подумать, что какая-нибудь аристократка, вроде вас, может столько знать о детях, — проговорила Рене.

— Далеко не все аристократы — негодяи, — ответила ей девушка. — Некоторые из них очень порядочные люди. И если бы это было не так, Франция никогда не стала бы такой великой державой, какой она является на сегодняшний день.

— Но ведь мы, французы, сейчас голодаем, — не согласилась с ней Рене.

И абсолютно бесполезно было пытаться убедить эту женщину в чем-либо ином, так как она воспринимала только то, что приносило ей невзгоды, видела только свои собственные беды; а единственным человеком, от которого, по ее представлению, можно было ждать помощи, если вообще следовало надеяться на помощь, был герцог Филипп де Шартре.

Когда Франсуа вернулся домой, уже стемнело. Жан спал, и Рене понесла его по приставной лестнице наверх, в кровать из лохмотьев и соломы, в которой спали она и ее муж. Аме наотрез отказалась от всякой еды, кроме куска хлеба, который запила глотком вина из бутылки, оставленной Франсуа за завтраком, причем скорее из опасения пить грязную воду, которая вытекала из насоса, стоявшего посреди улицы, чем из желания ощутить вкус вина.

Своему мужу на ужин Рене припасла ломоть хлеба и кусок колбасы, который она приобрела в лавке, расположенной через несколько домов от их жилища.

— Я всегда должна иметь в доме немного какой-нибудь еды, иначе Франсуа может не на шутку разозлиться, — объяснила она девушке, — но я ни за что не дам ему съесть цыпленка, который предназначается моему маленькому Жану. Его я сохраню, чтобы утром покормить ребенка.

Однако Франсуа, очевидно, уже успел где-то поужинать еще до прихода домой. Скорее всего, за ужином он еще и немного выпил; и, хотя пьяным он не был, вино сделало его жизнерадостным и не в меру разговорчивым.

— Убери эту дрянь от меня, — проговорил он, отодвигая от себя колбасу. — Сегодня ночью мне предстоит одна работенка. Посмотри-ка лучше, что я принес. Не правда ли, они забавные, а?

Он вытащил толстую пачку памфлетов из своего кармана и бросил ее на стол. Потом он вытащил из пачки один лист и бросил его девушке. У Аме не было ни малейшего желания даже смотреть на него, но затем она решила, что отказаться было бы грубостью с ее стороны. Но когда девушка взяла этот листок в руки и посмотрела, что на нем изображено, Аме непроизвольно вздрогнула и почувствовала, как к лицу ее прилила кровь, а сердце забилось так, что она чуть не задохнулась.

С листка, который был еще влажным после печати, на нее смотрела грубая карикатура на нее, где она изображалась завернутой в английский национальный флаг.

Бесстыдная, порочная и унизительная пачкотня; не было никаких сомнений в личности тех людей, которые были изображены на карикатуре вокруг нее. Не составляло ни малейшего труда узнать королеву, кардинала, герцога Мелинкортского, шведского короля и графа Акселя Ферзена.

Придя в состояние неописуемой ярости, Аме после нескольких мгновений неловкого молчания скомкала этот памфлет и швырнула его на пол.

— И как только люди осмеливаются печатать такую клевету! — воскликнула она, вскочив на ноги. — Все это несправедливо, безнравственно и лживо. Взгляните на меня, неужели вы верите в то, что я могла бы делать подобные вещи, а?

Она смело взглянула в глаза Франсуа, когда тот навис над ней, и он не смог выдержать ее взгляда, наполненного негодованием.

— А кого это волнует? — спросил он, пожав плечами.

— Вам должно быть стыдно; человек вроде вас, имеющий жену и ребенка, разносит повсюду такую грязь, — горячилась Аме. — Неужели в вас не осталось ни капли благопристойности, самоуважения, что вы должны зарабатывать себе на жизнь таким образом?