Пополам - Маша Трауб

Эмма наконец, ничего не добившись, убежала. Георгий пылал от стыда, досады, ужаса, разочарования. Сердце колотилось. На следующий день она делала вид, будто ничего не произошло, а ночью Георгий услышал, как Эмма забирается под одеяло к его однокласснику. Лежал и слушал, как скрипит соседняя койка. Ему было не больно, скорее страшно. Тогда он понял, что женщинам нельзя доверять – сегодня они такие, завтра – другие. Могут в любой момент предать. Эмма, не таясь, не скрываясь, не чувствуя ни малейшей вины перед Георгием, стала встречаться с тем самым одноклассником – Ленькой. Георгий считал его тупым, пошлым и ссыклом. Ленька вечно рассказывал скабрезные анекдоты, хвастался, что может достать любое пойло и сигареты. Подворовывал, но так, помалу, чтобы не спалиться, хотя все знали, что это он. Строил из себя крутого бандита, матерого уголовника. На самом деле был стукачом – всегда всех сдавал воспитателям. За стукачество Ленька получал привилегии – выходить в тихий час за территорию, гулять по корпусу после отбоя, воровать еду у младших. Он был трусом – пресмыкался перед старшими, заискивал. Если ему угрожали, тут же сдавался и начинал лебезить. Георгий считал Леньку идиотом, у которого в мозгу имелись всего две извилины – одна отвечала за жратву и бухло, другая – за потрахаться.

Георгий, увидев Эмму с Ленькой, почувствовал себя грязным, будто обеими ногами наступил в говно. Его Эмма встречалась с Ленькой. Как после этого к ней подходить? Ведь с Ленькой даже дружить считалось западло. Да, Георгий одергивал себя – они не на зоне, где существует жесткое разделение на тех, с кем можно общаться, разговаривать, а к кому не следует даже приближаться. Но они жили в детском доме, не на зоне. Георгий лишь хотел защитить Эмму, которую продолжал любить, от Леньки.

От переживаний Георгий попал в лазарет. За неделю похудел на пять килограммов, кровь шла носом каждый день. И в лазарете он случайно подслушал разговор врача и главной воспитательницы. Речь шла об Эмме.

– А что вы хотите? Опасный возраст. Асоциальное поведение, гиперсексуальность, дезорганизация действий. Но наступают и периоды ремиссии. Симптоматика может нарастать быстро, а может приступообразно. Никто не знает, как поведет себя болезнь, – говорил врач.

– Так что делать? – спросила воспитательница.

– Лечения нет. Стационар, специнтернат, изоляция. Можно лишь пытаться, так сказать, сдерживать, не провоцировать. В противном случае возможен и суицид.

– Только этого нам не хватало, – отмахнулась воспитательница.

– Да, не хотелось бы. Но вы и меня поймите. Что я могу своими средствами, которых нет? Я не смогу удержать ее в стабильном состоянии. Валерьянкой не спасу, уж извините, а другие препараты… сами знаете… Отправляйте в интернат, – пожал плечами врач.

– Ей будут делать уколы, как делают психам, и превратят в овощ? – спросила воспитательница.

– Ну зачем сразу в овощ? И смотря какие уколы, точнее препараты. Что у нас есть, извините, тем и лечим. Знаете, как говорит наша уборщица Клавдия Ивановна? Если у меня есть только хлорка и дустовое мыло, тогда я все отмою хлоркой и мылом. Вот так и мы, врачи, вынуждены действовать. Если у нас есть только один препарат, им и лечим, а за остальными обращайтесь в другие лечебные учреждения. Шизофрения – сложная болезнь, зависящая от многих факторов. Важно учитывать наследственность, полученные в детстве психологические травмы, особенности развития, осложнения при родах, в конце концов. Важно абсолютно все. И лишь получив более или менее полную картину развития ребенка, собрав относительно честный семейный анамнез – потому что правды вы не услышите никогда, – можно пытаться подобрать медикаментозное сопровождение, корректировать дозы. С нашей Эммой никто не станет возиться. Многие дети из благополучных семей вполне сносно живут с тяжелыми диагнозами, даже женятся, выходят замуж, рожают. Верный подбор препаратов и дозировка – залог успеха не лечения, а поддержания нормальной социальной жизни пациента. А у нас какие возможности? Никаких, уж извините.

– То есть нужно переводить? – уточнила воспитательница.

Врач пожал плечами. Мол, я только дал рекомендации, решать не мне.

Георгий не знал, сказать ли Эмме о том, что ее ждет, или нет. Искал момент, чтобы поговорить, но она как приклеилась к Леньке. Везде за ним ходила. Подойти к ней и оторвать от Леньки он так и не решился, чего не мог себе простить. Эмму забрали без всякого предупреждения. Она кричала, брыкалась, плакала. Все стояли и смотрели, как ее запихивают в машину и увозят. Никто не знал почему, за что? Все молчали от страха – вдруг с ними поступят так же? Ленька даже не вышел во двор, хотя Эмма кричала, что хочет попрощаться с друзьями. Он как был ссыклом, так и остался.

Георгий не понимал, почему Эмма не сказала ему о своей болезни. Ведь наверняка знала. Не мог объяснить, почему она бросила его и связалась с Ленькой. Хотела его, Георгия, уберечь, зная, что больна? Наверняка. Георгий в это поверил, как в то хорошее, во что хочется верить. Как-то он спросил у воспитательницы про Эмму.

– Потом, не сейчас, почему ты спрашиваешь? – удивилась и немного испугалась она и убежала якобы по срочным делам.

Георгий еле заставил себя подойти к Леньке.

– Чего тебе? – удивился тот.

– Ты можешь узнать, что с Эммой? – спросил Георгий.

– А чё с ней? – не понял Ленька.

– Узнай. Я заплачу сколько скажешь.

– Можно подумать, у тебя есть, – хмыкнул презрительно Ленька.

– Я знаю, где достать. Сколько Эмма для тебя стоит? Пачка сигарет? Кулек семечек? Трешка? Просто скажи.

– Отвали! – Ленька грубо оттолкнул Георгия.

Через несколько дней Ленька подошел к нему в очереди в столовой. Будто хотел первым схватить поднос.

– Эмка всё, – сказал он. – Еще в больничке удавилась. До психушки не доехала.

Георгий замер. Он не понимал, как это «все». В каком смысле удавилась? Он смотрел, как Ленька как ни в чем не бывало набирает на поднос тарелки, ставит стакан с компотом. Для него ничего не изменилось. Тогда почему Георгий стоял, не в состоянии пошевелиться, его отпихивали от стойки, он всем мешал. Как это – Эмма всё? Так не может быть. Она не была больной, просто странной. Почему повесилась? Удавилась – ведь значит повесилась? Нет, это неправда. Эмма никогда бы так не сделала. Она хотела жить. У нее были мечты, планы. Она видела свое будущее! А если человек видит будущее, то не станет себя его лишать. Неужели ей что-то вкололи, отчего она умерла? Как многие из их детдома, отправленные в больницы, специнтернаты, но так и не вернувшиеся