Будь моей - Лора Касишке

— А, да, точно. — И Чад, откинувшись на подголовник, закрыл глаза.

Ближе к вечеру мы въехали на свою подъездную дорожку. Джон в этот час обычно еще не возвращался с работы, но оказалось, его машина стоит припаркованная на своем месте. Вскоре показался и он сам — на заднем дворе с ружьем, нацеленным на крышу дома. Заметив нас, он повернулся и опустил ружье.

Мы вышли из машины, он взглянул на нас и сказал:

— Пришлось пойти на это. Надо было извести все гнездо. — Он говорил извиняющимся тоном. — Уже внутрь пролезли. Облюбовали чердак. Еще чуть-чуть, и всю проводку перегрызли бы.

Вся земля между дорожкой и домом была в пятнах крови и клочках меха.

Я посмотрела на крышу.

Где-то там теперь было пустое гнездо.

Я повернулась к Джону.

Он выглядел изможденным и бледным.

— Почему ты не на работе?

— Сказал, что заболел. Не спал всю ночь.

Настала суббота.

Чад опять взял машину Джона и поехал в Каламазу к Офелии. Я несколько часов поработала в саду, несмотря на надоедливый моросящий дождь. Садовые перчатки, которые висели у меня на крючке на заднем крыльце, куда-то исчезли, и я копалась в земле голыми руками. Подготовила почву для герани, которую купила на прошлой неделе, но еще не успела посадить. Ободрала все пальцы, и под ногти набилась грязь.

Руки старой женщины, печально подумала я.

И все же это мои руки.

Дождь усилился. Вдалеке послышались низкие раскаты грома. Джон на заднем дворе катал по траве мячики для гольфа. Он вышел без шляпы, и дождь мелкими каплями осел на темных волосах. Он увидел меня на дорожке и окликнул, но я притворилась, что не расслышала. Повернулась и пошла в дом — я была не готова с ним разговаривать.

С тех пор как в среду мы приехали домой, я не сказала ему ни слова, за исключением первой реплики:

— Почему ты не на работе?

На те вопросы, которые он задавал мне («Ты идешь спать?»), я либо кивала, либо мотала головой. Или пожимала плечами. Легла я на самом краю кровати, из-за чего без конца просыпалась, боясь, что упаду.

Среди ночи мои метания, должно быть, разбудили Джона. Он придвинулся и тронул меня за плечо.

Еще сонная, я откатилась от него, и он сразу же убрал руку.

Утром, все так же не разговаривая друг с другом, мы позавтракали вместе с Чадом. Он был весел, казался хорошо отдохнувшим, так что у меня мелькнула мечтательная мысль: «Он все забыл, все». Джон в свою очередь с таким воодушевлением нахваливал мои блины, что Чад не выдержал и рассмеялся:

— Папа, ты что, пытаешься заставить маму спать с тобой?

Джон чуть не подавился. Он уничтожающе посмотрел на сына:

— Мне просто нравится, как мама готовит. И тебе не мешало бы сказать ей спасибо.

— Учту. Блины правда классные, мам.

Они сменили тему и заговорили о погоде. Обещают дождь на целый день. К вечеру ожидается гроза. Конечно, Чад может взять машину, только пусть будет осторожен, когда поедет обратно, особенно в темноте и под дождем. Чад сказал, что будет, да и вернется не поздно. Офелии сегодня на работу.

— Кем она работает?

— Стриптизеркой. — И захохотал. — Нет, правда, мам. Она официантка в хорошем месте. — Он встал, отнес тарелку в раковину, поцеловал меня в щеку и попрощался.

Я пошла наверх и заправила постели.

Слышала, как отъехал «эксплорер», увозя Чада.

С улицы, совсем близко, лилась заунывная безотрадная песня, которую пела печальная голубка — хрипло и как-то приглушенно, как будто над ней нависла толща воды.

Джон ушел в гараж. Он пытался заговорить со мной на кухне, пока я загружала посудомоечную машину, но, едва он положил руки мне на плечи, я вздрогнула как от прикосновения холодной глыбы, и он отступил. Что-то пробормотал, но я не расслышала что, а переспрашивать не стала.

Я выглянула из окна спальни.

Утро выдалось великолепное.

Неужели через несколько часов пойдет дождь? Воздух был теплым, прозрачным и легким. Ветки сирени прогнулись, опустились, но еще не потемнели. С цветущих деревьев облетали лепестки, но даже это было прекрасно. Они окрасили дорогу и траву в розовый и жемчужный цвета, как будто всю ночь над ними шутливо боролись подружки невесты и ангелы. Или как будто сама весна прошествовала мимо работающих лопастей вентилятора.

В бордюрном кустарнике опять возился Куйо. А может, он вообще никуда не убегал. Он постоянно торчал здесь последние дни, а по вечерам и ночами скулил и подвывал. Сейчас он скулить прекратил, но шарился по кустам, уткнувшись носом в землю, неутомимый в своих поисках. Кого он ищет? Или что? Не есть же он хочет? На дворе у Хенслинов для него всегда стояла миска с водой и вторая, с объедками. Там же лежало старое одеяло, на котором он спал. Когда он являлся домой, миссис Хенслин откладывала губку для мытья посуды и почесывала его за ушами. По-моему, там еще валялся старый резиновый мячик, которым он играл. И потрепанный ботинок — он с наслаждением его жевал.

И всем этим радостям он предпочел наш кустарник за домом? Кто же там наследил? Олень, кролик, енот?

Много часов спустя легкий дождь сменился настоящим ливнем, но пес по-прежнему торчал в кустах.

Чад вернулся домой позже, чем обещал. Я слышала, как он шумит внизу, на кухне. Звякает столовыми приборами. Напевает что-то, хлопая дверцей холодильника. На тарелке, накрытой вощеной бумагой, я оставила ему свиную отбивную, немного жареного картофеля и три перышка спаржи. Такую же тарелку я приготовила для Джона, но, спустившись в девять часов за стаканом воды и таблеткой аспирина, обнаружила, что Джон не прикоснулся к своему ужину.

Обещанная гроза так и не разразилась. Погромыхало где-то вдали, и потоком хлынул дождь. Я наблюдала за ним из кабинета, где прилегла отдохнуть после работы в саду, слушая неровный перестук капель. Затем я достала фотоальбомы.

Пока Чад вылезал из машины, он помахал мне. Я махнула в ответ и вырулила на дорогу. Двинулась к въезду на шоссе и направилась в город, к своим заботам.

Позвонила агенту насчет квартиры, отменить аренду. Женщина в офисе объяснила, что я должна в ближайшую неделю забрать оттуда все свои вещи. Джон предлагал мне помощь, но я отказалась. Не хотела, чтобы он туда ходил. Сама справлюсь.

Когда я отпирала дверь, меня охватил страх. Я замерла на пороге. Мне казалось, что я все еще ощущаю здесь чье-то присутствие. Его присутствие. Квартира хранила его запах, оставшийся на моих простынях, — машинного масла, бензина и металла. Я долго стояла в дверном проеме, прислушиваясь. «Брем?» — позвала я.

Ответа не было.

Я прошла в квартиру и огляделась.