Водные ритуалы - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, тогда за дело, — согласилась Альба. — Вы считаете Сауля Товара подозреваемым?
— Рано говорить об этом, — откликнулась Эсти. — Нельзя судить человека за то, что вокруг него слишком много смертей, а у нас пока больше ничего нет. Но продолжать расследование в этом направлении нужно.
— Хорошо, а что делать с «Твиттером»? — вмешалась Милан с зеленым стикером в руке. — Стоит ли как-то учитывать «Игру в повешенного»?
— Чушь собачья… — Эстибалис вздохнула. — Людям скучно, вот они и пишут всякую ерунду. Давайте все-таки рассуждать как взрослые.
— Согласна, — поддержала ее Альба. — Мы — профессионалы, а это игра, спекуляция. Возвращаясь к нашей работе, напоминаю, что подразделение отслеживает все сообщения. Мы попросили судью Олано продлить секретность следствия еще на месяц; до тех пор все средства массовой информации обязаны соблюдать молчание, к которому мы их призвали. Это все, что в наших силах. Пресса, радио и телевидение не участвуют. Поскольку число жертв до сих пор неясно, дело не привлекало внимания международной прессы. Ни одно иностранное агентство или СМИ с нами не связались. Это хорошо… на данный момент.
Все кивнули.
— С другой стороны, нам до сих пор не известен источник слухов, циркулирующих в социальных сетях. В таких условиях сложно избежать всеобщего психоза и давления на одного из наших коллег, а именно — инспектора Айялу, который является наиболее медийным персонажем из-за шума, поднятого во время расследования дела о двойных преступлениях. Все фанаты Аннабель Ли, угрожавшие инспектору, были опознаны и объявлены в розыск. Это несколько разрядило обстановку. Инспектор, если вы считаете, что сетевое давление влияет на вашу повседневную жизнь, и предпочитаете держаться подальше от расследования, самое время заявить об этом, — сказала заместитель комиссара, не сводя с меня глаз.
— Ни за что, — ответил я.
Этим встреча и завершилась.
Время перевалило уже за восемь, улицы Вильяверде освещали лишь редкие фонари, а впереди нас ожидало почти часовое возвращение назад в Виторию.
Мы спускались по лестнице, ведущей по склону вниз, когда дедушка нагнал пятерых участников нашей команды и раздал им банки с жареными перцами, маринованным чили и терном, из которого можно было приготовить пачаран — баскский терновый ликер.
— Дед, ты уничтожишь все наши запасы, — шепотом предупредил я его, но заранее знал, что он меня не послушает.
Я воспользовался моментом, чтобы всучить Эсти несколько банок груш в красном вине, и она посмотрела на них, как на редчайший деликатес.
Мы уже выходили на улицу, а Пенья и Милан исчезли впереди у подножия горы, когда я услышал разговор деда с Альбой. Он вел ее под руку так бережно, словно она могла рассыпаться от дуновения ветерка. Они еще не были знакомы; тем не менее дед сказал ей несколько слов…
— Я знаю, что вы его начальница и заботитесь о нем, но все равно: не отправляйте его туда, где его могут убить. Вы сделаете это для меня?
— Постараюсь, дедушка. Правда, я постараюсь.
У меня мурашки по коже пробежали, когда я услышал, как Альба произнесла слово «дедушка». Я знал, что для нее это слово было табу. Как было бы здорово, если б все изменилось и Альба получила в подарок настоящего дедушку, которого заслуживала…
Дед покашлял, покосился на растущий живот Альбы и протянул ей еще одну бутылку.
— Это медовая солянка, отсюда, из нашей сьерры. Возьмите ее; она придаст вам сил, а они вам еще понадобятся. Что бы ни случилось, вы знаете, где меня найти.
20 декабря 2016 года, вторник
По дороге в Виторию, где-то в районе Сан-Висентехо, ночью начался снегопад. Тонкий, опасный слой невесомых снежинок покрыл асфальт, и все пять машин сбавили скорость, вытянувшись караваном, который не спеша продвигался до самой Аречабалеты.
На первом же красном светофоре у старых корпусов фабрики Урсса я отправил Альбе сообщение с нового мобильного телефона.
«Ты домой?»
«Вроде собиралась», — ответила она.
«В Витории сейчас пусто, последний снегопад в эту осень, завтра зима. Пойдем погуляем», — предложил я.
Ожидание далось мне непросто. Альба не отвечала до следующего красного светофора у поворота на Батан.
«Давай».
Это «давай» принесло мне райское блаженство.
«Припаркуемся у Нового собора. Встретимся у пруда, где крокодил с человеческими руками», — написал я.
Альба не ответила. Я решил, что она согласна.
Сидя внутри «Аутлендера», я срывающимся голосом пел «Chasing cars»[39]. Я всего лишь следовал указаниям логопеда — возможно, моей будущей невестки, — и тексты песен, которые я знал наизусть, помогали мне более бегло выражать мысли и слитно произносить готовые фразы.
Альба стояла рядом с бронзовым крокодилом, укутанным тонким покрывалом снега. Тихий, легкий снегопад выбелил кусты и верхушки сосен в саду позади Нового собора.
— Пойдем, на улицах ни души, — предложил я: эту фразу я предварительно отрепетировал на лестнице возле парковки.
Альба молча взяла меня под руку, и мы двинулись к парку Флорида.
— Ну что, теперь мы родители уже официально.
— Да, мы родители официально, — подтвердила она с улыбкой. — Давай я куплю тебе кулечек каштанов. Я видела, как ты на них смотришь.
Альба подошла к киоску, похожему на черный вагончик, и протянула мне горсть огромных, дымящихся и невероятно вкусных каштанов, которые оказались как нельзя более кстати.
Мы сами не заметили, как оказались у площади Белой Богородицы. Снег сделал ее еще величественнее и белее, чем когда-либо прежде. Ни единого следа, пятнавшего белизну. Обильный, тихий снег падал на притихший город, и его белая мантия росла сантиметр за сантиметром.
Временный каток, который каждое Рождество заливали на площади, молча ждал какого-нибудь отчаянного конькобежца, скользящего под памятником Битвы при Витории.
У меня в голове все еще звучала песня. Я потащил Альбу за руку на середину площади, куда выходили мои окна, и мы оказались позади стоящего на пьедестале ангела с мечом, сраженного тяжестью снега.
— «Если я лягу здесь, если я просто лягу здесь, ляжешь ли ты со мной, чтобы забыть обо всем на свете?» — спросил я, вторя «Сноу патрол».
Альба надела перчатку, и мы улеглись на белую площадь, как беззаботные ангелы. Взялись за руки и уставились в черно-белое небо. Даже Персеиды не были нам нужны.