Аргентина. Лейхтвейс - Андрей Валентинов

– А все потому, принчипе, что туда чужаки пожаловали – с севера, из Милана и Рима. Обычаев наших не ведают, традиции нарушают. Не по-божески это! А у самих и порядка нет. Вот, скажем, пятнадцать лет назад…

– Аккурат в октябре, – уточнил старший, глядя куда-то сторону.

– Да, в конце октября… Там, в Гальяно, власть перевернулась, ну, точно как России. В подесты пролез какой-то бездельник, лаццароне, из тех, что на площадях орут. Он – бывший сержант…

– Капрал, – вставил свое Красный Нос и посмотрел в окошко.

Князь усмехнулся – понял. Хитрость, конечно, из тех, что в рогоже, да при поганой роже. Но – ничего тоже.

– Значит вас, дорогие синьоры, очень беспокоит Гальяно. Наверняка их подеста, бездельник и лаццароне, сюда человечков своих шлет, порядки вводит не по обычаю, чужаков на должности назначает?

Все трое дружно закивали.

– Пьетро Черви погиб от чужой руки, – негромко, но твердо молвил Красный Нос. – Кому-то придется взять на плечи его ношу. Мы должны знать, что ждет Гальяно. Матера – маленький город, если у… у соседей что-то случится, нас затопит, как при праотце Ное.

Выпили молча, смакуя каждый глоток. Дикобраз вспомнил свои черновики – черточки, квадратики, стрелки. Оказывается, его сценарии нужны даже здесь, на задворках мира. Но эти люди правы – если что, затопит и Матеру.

– Чужих здесь нет, – улыбнулся старший хитрец. – Ваши слова останутся в этих стенах, принчипе. Не потому, что мы – хорошие и честные люди, просто выдавать вас нет никакого резона. Чужаки скупы на награды.

Князь кивнул.

– Согласен. Тем более, мы с вами говорим о Гальяно. Тамошний подеста пришел к власти не случайно, город был на грани развала. Я не слишком люблю этого… капрала, но у него имелся шанс. К счастью ли, на беду, но подеста им не воспользовался. Сейчас он поссорился с… соседними коммунами, а это очень опасно. Может начаться очень большая драка. И тогда в Гальяно придут даже не чужаки – иностранные войска.

Сидевшие за столом переглянулись.

– Плохой подеста, – решил старший хитрец. – Никогда не хотел жить в Гальяно. Матере лучше самой управляться.

Дикобраз покачал головой:

– Не выйдет, мы все уже слишком связаны. Не проживет город сам. Ни он, ни Лукания, ни весь Юг. Вы даже гвозди с Севера завозите.

Хитрец, которой помладше, вскинулся:

– Цеха у нас остались. Если что, снова развернемся, не пропадем.

Умолк, вздохнул невесело.

– Оно, конечно, разленился народец. Но что с нами-то, принчипе? В смысле, с Гальяно и с подестой его?

Князь поглядел на стол. Что у нас есть? Бутыль да четыре глиняные рюмки. Небогато, но в каком-то фильме герою хватило и картошки из чугунка.

– Смотрите, синьоры. Гальяно и всем жителям его предстоят испить чашу. Может быть, такую…

Рюмка первая, синьора Красного Носа.

– В ближайшие недели подеста попытается захватить соседний городок. Он уже послал туда своих карабинеров. Но другие коммуны этого не допустят, будет война. И я не завидую славному городу Гальяно.

Рюмка легла на бок. Маленькая красная капля выкатилась на белую скатерть.

– Может быть, у подесты хватит рассудка отвернуть в последний миг. Однако этим он покажет свою слабость, потеряет лицо. Ему понадобится помощь, иначе…

Вторая рюмка, хитреца старшего, угрожающе накренилась над скатертью.

– Единственный город, который согласится помочь, находится на севере. В нем правит тоже бывший ветеран, но не капрал, а ефрейтор.

– Сан-Мауро, – не дрогнув лицом, подсказал хитрец. – Там вообще варвары живут.

– Сан-Мауро… Нам, то есть городу Гальяно, придется стать его младшим союзником. А ефрейтор наверняка ввяжется в большую войну, значит всем его друзьям придется тоже идти на фронт. И свой город погубит, и…

И эта рюмка на боку – яркие капли на белом холсте.

– Представим почти невозможное. Соседи махнули на Гальяно рукой и оставили жить по воле подесты. Воевать он уже не станет, зато начнет со всеми ссориться. Он ведь обещал сделать из маленького городка чуть ли не империю…

– Латинскую, – глядя куда-то под ноги, бросил синьор Красный Нос.

– Его соратники почувствуют себя обманутыми, подеста перестанет быть героем, а затем уйдет и страх. Гальяно – город очень бедный, в нем все уже давно переделили, значит, начнут дележку по-новому. Сначала с руганью, а после и со стрельбой. Это продлится еще несколько лет, но в конце концов…

Три рюмки рядом – в красной, в цвете крови, лужице.

– Невесело как-то выходит, – рассудил старший хитрец. – Вы бы, принчипе, для этого Гальяно чего повеселее бы придумали. А то и в самом деле, хоть ковчег строй.

Дикобраз улыбнулся.

– Сделаем так. Постарайтесь, чтобы в Матере все было в порядке. А я…

Протянув руку, взял рюмку, плеснул вина из бутыли.

– …Тоже постараюсь.

Алессандро Руффо ди Скалетта выпил свою чашу.

2

Лейхтвейс поглядел сквозь давно не мытое стекло и едва сдержался, чтобы не дернуть что есть сил за оконную ручку. Вырвать шпингалет, распахнуть обе створки, вдохнуть свежего воздуха и заорать во весь голос. Что угодно, хоть просто «А!»

– А-а-а-а-а-а-а-а-а! Выпустите, не хочу! Не хочу-у-у-у!

В каменном бункере было куда уютнее. Даже не скажешь почему, может оттого, что игра шла на равных. Или он – или его, на войне, как на войне. Здесь же благородный разбойник чувствовал себя мышью под плинтусом. Окна открывать нельзя, входные двери тоже, к ним даже запрещено подходить. И голос лучше не повышать. Радио включать, так и быть, позволили, однако чтобы не слишком громко. А еще следовало проявлять осторожность, бдительность и на все неожиданности реагировать правильно. Как именно, Цапля даже не стала растолковывать. Мол, взрослый уже, разберешься.

Были еще книги, однако шкаф, как назло, стоял в запертом на ключ кабинете. Из всего богатства прежние обитатели оставили на кровати в спальной старое издание детской книжки про Макса и Морица. Лейхтвейс решил, что нарочно, издевки ради. «Много есть про злых детей и рассказов, и статей. Но таких еще проказ и не слыхано у нас!»

Маленькая квартирка где-то возле Потсдамского вокзала стала даже не тюрьмой, а палатой сумасшедшего дома, где самое место проказникам Максу и Морицу. «Эти скверные мальчишки не читают умной книжки…»

Разумом он, конечно, все понимал. В Берлине одному делать нечего, да и не знает он столицу. Даже одежды подходящей нет, не гулять же по Унтер-ден-Линден в полной форме горного стрелка! Однако на душе было кисло. «Марсианин» еще никогда не примерял мышиную шкуру. Ощущение оказалось не из приятных – сиди, вздрагивай от каждого шороха и жди, пока за тобой придут. «Ах, за то судьба жестоко наказала шалунов!» Цапля даже запретила трогать лежавший на столе «люгер», когда Лейхтвейс вызвался его почистить. Пистолет – на тот самый крайний случай.