Аргентина. Лейхтвейс - Андрей Валентинов

Ответить Цапля не успела. Лейтхтвейс взял ее за руку, потянул.

– Пошли отсюда!

«Ха-ха-ха-ха!» – расхохотался им вслед разбойник Гаспароне[20].

* * *

Цапля остановила его только возле авто, когда Лейхтвейс уже открыл переднюю дверцу. Дернула за плечо, развернула к себе лицом.

– Рассказывай!

Он улыбнулся в ответ:

– В небе командир – я. Узнаешь!

Напарница задумалась лишь на миг.

– Допустим, но мы пока не взлетели. Сначала план, потом ранцы. И, по-моему, это – не лучшая идея, на земле нам все-таки помогут.

Лейхтевейс оглянулся, скользнув взглядом по ровному строю старых высоких лип. Помогут, как же! Под которой из них прячется Сестра-Смерть?

Погладил – одним указательным пальцем – лежавшую на плече ладонь. Цапля поняла и убрала руку.

– Думаешь, я собираюсь куда-нибудь в горы? В разбойничью пещеру на самой вершине? Да, это ничуть не безопаснее, чем на конспиративной квартире. Захотят – найдут и там же камешками привалят.

Напарница кивнула:

– А еще – припасы, патроны и теплые одеяла. Учти, я холод просто не перевариваю.

Внезапно он заметил, что Неле отводит взгляд. Значит, дело не в одеялах, не в холодной ночевке на горном склоне. Кажется, он опять недооценил напарника.

– Ладно, слушай! Кто убегает – уже проиграл. Карл Иванович… Господин майор нам не поможет, Канарис – тоже. В Рейхе не спрятаться, в Москву пока рано. Значит, надо найти другой город, такой, чтобы в нем укрыться, выследить врага – и уничтожить. И я этот город знаю. Париж!

… Широкая река, мосты, по берегам неровные многоугольники жилых кварталов. На том, что ближе, улицы идут радиально, на дальнем – без всякого порядка, наискось. Юг – впереди, там, где темнеет еле различимая полоса леса, запад – закат! – справа…

Ее губы еле заметно дрогнули.

– С ума сошел?

Николай Таубе развел руками:

– Спьятил, – повторила Цапля, но уже по-русски. – Значьит, найдешь и убьешь?

Подумала немного, наморщила лоб.

– Ну, если чьестно… На чьетвёрочку.

Улыбнувшись зубасто, продолжила уже по-немецки:

– Извини, вспомнила своего последнего парня. Ему эта оценка не слишком понравилась, расстались наутро. Думала, ты предложишь что-то подобное сразу, и нам не надо будет мыкаться по всяким трущобам. Там, на той квартире, клопы. Ужас!.. А теперь, Лейхтвейс, последняя тебя задачка на сегодня. Лететь нам никуда не придется, убивать тоже. Догадайся, почему?

Лейхтвейс поглядел ей в глаза – и понял. Все просто, словно сюжет немудреной комедии. «Ха-ха-ха-ха!» – расхохотался разбойник Гаспароне.

– Потому, что я никогда не видел твой почерк.

«– Почему письма не получаете?

– Потому что не пишут, господин унтер-офицер!»

Белый конверт, адрес, ровные, тщательно выписанные буквы, обратный – «Берлин. Главпочтамт, до востребования». Берлин – потому что следовало подготовить конспиративную квартиру, а заодно разжиться автомобилем. «Альпийский гонщик»… Где только взяла?

– Фотографию прислала ты.

Это был не вопрос, и Цапля промолчала, чуть дрогнув уголком рта. Лейхтвейс понял, что от него чего-то ждут: или прямого в челюсть или хотя бы облегченного вздоха и глупой улыбки. Ничего страшного, всего лишь очередная проверка. Напарник хотел убедиться лично. Царь, бог и воинский начальник…

– На четверочку, говоришь? Намек понял. Я не обидчивый, Неле, но на всякий случай запомню. Вдруг пригодится?

3

Ветер шелестел в зеленых кронах, над Гравина де Матера кружили большие черные птицы. Солнце уже уходило, цепляясь за острые скальные зубья.

Вечер…

– Ты все такой же Минотавр, – вздохнула жена, легко касаясь его волос. – Только седой. Тебе следовало сразу же кого-нибудь найти, хотя бы в Штатах. По крайней мере, не походил бы на пугало. Надо будет тебя постричь, побрить и найти приличную рубашку. И галстук, эта бабочка – жуткая пошлость. Хочу сделать снимок для дочери…

Дикобраз молчал, зная по опыту, что княгиню не остановишь. Слова будут литься горным потоком, пока не заполнят всю долину. А потом можно смело вешать на шею мельничный жернов…

– …И для наших будущих родственников. Они – итальянцы, значит, ты по-прежнему член семьи. Свадьбу планируем на конец года, но не в Риме, в Милане…

Жена вошла в его номер час назад, даже не постучавшись. Окинула взглядом маленькую комнатку, поморщившись при виде шляпы, лежавшей на постельном покрывале, и только потом скользнула холодными накрашенными губами по щеке. Откуда взялась, давно ли приехала, Дикобраз спрашивать не стал. У входа в гостиницу скучала белая «Испано-сюиза Н-6В», такое же белое платье бывшей супруги недавно выпорхнуло из-под утюга. Значит, приехала еще утром, заняла номер, обустроилась, поспала пару часов. И только потом нашла время, чтобы заглянуть в гости.

Сам же князь, как на грех, в этот день никуда не выходил, лишь заглянул ненадолго в ресторан. Так что сюрприз вышел на славу.

– Не обидишься, если мы тебя на свадьбу не пригласим? Моего нынешнего тоже не будет, чтобы не возникало вопросов. А ты напишешь письмо с поздравлениями… Нет, лучше я сама напишу, а то твой почерк никто не разберет.

Разговаривать в номере жена не пожелала. То ли комната пришлась не по нраву, то ли решила блюсти приличия. Интересно только, перед кем?

– А ты, Сандро, готовься, молодоженам надо будет помогать. Денег не прошу, у тебя их не было и не будет, но кое-что сделать ты сможешь.

Фраза повисла в теплом вечернем воздухе, но Дикобраз даже ухом не повел. Понадобится – поможет. Как именно, жена наверняка уже придумала.

Дочь где-то очень-очень далеко. Уже не его, чужая, совсем чужая. Последний раз он видел Стеллу четырехлетней. Иногда князь думал, что зря сдался без боя. Закон на его стороне, и супруга, прекрасно это зная, увезла дочь во Францию, натравив на него адвокатов. Тюремный сиделец – плохой отец.

Жена, наконец, прервав дозволенные речи, умолкла, явно ожидая вопросов, но Дикобраз предпочел промолчать. Вечер слишком хорош, чтобы отравлять его очередной ненужной перепалкой. А зачем пожаловала, супруга скажет сама.

Они стояли рядом, едва не касаясь друг друга, но никто не пытался преодолеть последний, непроходимый дюйм. Все кончилось слишком давно – и кончилось навсегда.