Скрипка дьявола - Йозеф Гелинек

В музее было три этажа. На первом экспонировались приспособления, употреблявшиеся для создания и хранения духов еще со времен фараонов. Особенно поразили Пердомо бронзовые жаровни, на которых в эпоху китайской династии Инь жгли благовония во время человеческих жертвоприношений. Когда Ороско объяснил ему, что жертвами на подобных церемониях в основном были дети, инспектор вздрогнул, вспомнив зловещую долину Хинон — то есть Геенну, — где Ане Ларрасабаль увидела голову дьявола.

На втором этаже алхимик с удовольствием поведал им о разных фазах создания духов, начиная с выбора сырья и кончая кампанией по маркетингу, с помощью которой любая фирма осуществляет коммерциализацию продукта. Там были выставлены образцы самых известных в мире ароматов: немецкий одеколон «4711»; духи «Шалимар», созданные в 1925 году Герленом, вдохновленным историей любви Шах-Джахана, правителя из династии Великих моголов, к красавице-жене Мумтаз Махал, в память о которой он построил Тадж-Махал; и конечно же легендарные духи «Шанель № 5», с момента своего создания в 1921 году пять раз менявшие форму флакона. Хотя Ороско уверял, что один из флаконов был найден в спальне Мэрилин Монро в день ее самоубийства, Пердомо, проявив скептицизм, счел это заявление рекламным трюком.

— А теперь, — гордо произнес Ороско, — я покажу вам зимний сад на третьем этаже, откуда я в восемнадцать лет воровал различные вещества, с помощью которых начал проводить свои первые эксперименты с духами.

Пердомо бросил взгляд на часы и, увидев, что они показывают почти восемь вечера, напомнил уроженцу провинции Кордовы, что их самолет вылетает завтра утром. Немного раздосадованный тем, что не удастся довести экскурсию до конца, их провожатый, сэкономив полчаса, которые собирался провести на верхнем этаже, повел их в мастерскую неподалеку от площади Кур, где находился музей.

Не успели они выйти на улицу, как инспектор заметил, что Ороско, который в течение всего дня был крайне весел и оживлен, внезапно помрачнел.

— Что-нибудь случилось? — спросил его Пердомо, когда они вошли в мастерскую.

Прежде чем ответить, Ороско закурил и, как бы извиняясь, заметил, что все парфюмеры курят. Он объяснил, что после долгих часов работы пресытившееся обоняние следует вернуть к так называемому «нулевому запаху». Это можно сделать с помощью табака, а затем прополоскать нос минеральной водой.

— На самом деле есть одна проблема, — произнес он наконец, обращаясь к полицейскому. — Когда мы разговаривали по телефону, вы мне сказали, что расследуете убийство и что идентификация запаха может оказаться решающей для поимки преступника.

— Да, это так.

— Но вы не захотели сообщить, кто жертва, а кто подозреваемый.

— А почему вас это беспокоит? Я попросил вас всего лишь помочь нам в определении запаха.

— Да, это меня беспокоит. Представьте, что я сумею определить этот запах. Вы схватите преступника, и тот узнает, что главную улику предоставил вам я.

— Сеньор Ороско, я вам гарантирую, что…

— Возможно, вы можете это утверждать, — с жаром перебил парфюмер, — потому что вы государственный служащий и связаны моральным кодексом и клятвой. Но она? Что я знаю об этой женщине? Кто мне гарантирует, что ради славы или наживы либо того и другого вместе она через несколько месяцев не расскажет обо всем в печати или на телевидении, и я ни с того ни с сего привлеку к себе внимание опасного преступника?

Пердомо с Ордоньес обменялись беспомощными взглядами, понимая, что доводы парфюмера трудно опровергнуть. Он был сильно напуган и превратился в совсем другого человека, абсолютно непохожего на откровенного и говорливого уроженца провинции Кордова, с которым они обедали.

— Если вы не расположены сотрудничать с полицией, почему вы не сказали об этом сразу, когда мы с вами говорили по телефону? Мы бы не приехали сюда.

— Я не отказываюсь сотрудничать… пока. Я просто говорю вам, что, поскольку на карту может быть поставлена моя жизнь, мне хотелось бы располагать большей информацией.

Инспектор хранил молчание. С одной стороны, он был уверен, что если кто-то и может определить интересующий их запах, так это человек, стоящий перед ними. С другой стороны, он опасался, что, если он посвятит Ороско в подробности дела, а тот проговорится, последствия подобного развития событий могут оказаться губительными не только для расследования преступления, но и для его до сих пор безупречного послужного списка. Пердомо не понаслышке знал, как может издеваться желтая пресса над незадачливыми служителями Фемиды, и даже представил такой заголовок:

ИСПАНСКАЯ ПОЛИЦИЯ ПРИБЕГЛА К ПОМОЩИ ДОМОРОЩЕННОЙ ЯСНОВИДЯЩЕЙ, ЧТОБЫ НАЙТИ ДУШИТЕЛЯ ИЗ КОНЦЕРТНОГО ЗАЛА

Поэтому он начал яростно сопротивляться требованиям парфюмера.

— Сеньор Ороско, если благодаря вашей помощи мы поймаем преступника, он загремит в тюрьму по меньшей мере лет на двадцать. Вам не о чем беспокоиться.

— На двадцать лет? Предположим, он все их отсидит, но через двадцать лет я, надеюсь, еще буду жив. Как по-вашему, сколько мне лет? Всего пятьдесят с небольшим! К тому же в наше время ни один преступник не сидит до окончания срока, особенно в Испании! Досрочное освобождение сейчас не редкость. Вы думаете, я не читаю прессу своей страны?

— Это верно, — согласился инспектор, не понаслышке знавший, с какой легкостью освобождались из тюрьмы преступники, на поимку которых уходили годы. Он уже готов был уступить, но предпринял еще одну попытку: — Похоже, вы не сомневаетесь, что сможете определить этот запах. А вдруг я сообщу вам подробности убийства, а вы не сумеете помочь?

— Я предлагаю заключить договор, инспектор. Если у меня получится с одеколоном, вы сообщите мне все детали преступления. Только так я смогу понять, кого мне остерегаться.

Пердомо сделал вид, что обдумывает предложение, хотя на самом деле уже принял решение.

— Договорились, — произнес он, протягивая руку. — Но вы должны дать мне слово, что ни публично, ни в частной беседе не разгласите информацию, которую я вам предоставлю.

Пообещав хранить тайну, Ороско подвел их к святая святых любого парфюмера, к столу в виде пюпитра, называемому органом — по аналогии с музыкальным инструментом, — где в строгом порядке поднимались уступами сотни крошечных флаконов с различными эссенциями, или «нотами запаха».

Словно приступая к созданию новых духов, Ороско вооружился блокнотом, карандашом, mouillettes — полосками промокательной бумаги, чтобы увлажнять их находившимися перед ним экстрактами: продуктами растительного и животного происхождения, синтетическими веществами, жидкими и порошкообразными, свежими и выдержанными в течение нескольких лет. В центре стола стояли точные весы, чтобы отмерять необходимые дозы сырья.

— Опишите мне этот запах, — обратился он к Миле, даже не взглянув на нее.

— Пахло лавандой, — произнесла она дрожащим голосом, словно соискательница ученой степени перед лицом пяти профессоров.