Хронос. Ледяной поход - Дмитрий Алексеевич Митюшин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товсь!
Клацнули затворы, вскинулись винтовки, солнышко блеснуло на штыках. Шеренга ощетинилась.
— Внимание!
Шеренга застывает.
Свисток.
Залп.
Фигурки кавалеристов заметались. Кто-то падает на землю.
Свисток.
Залп.
Фигурки сбились в кучу.
Свисток.
Залп.
Фигурки повернулись, вскачь понеслись к цепям.
В воздухе раздаётся шуршание. Тоха уже узнаёт этот мерзкий звук. Так шуршит юбка шрапнели. За спиной трижды рвануло.
— Перелёт, — шепчет Зарецкий.
— Занять оборону! — командует Симановский.
Шеренга рассыпается. Люди падают в глубокий снег. Щёлкают затворы винтовок. Тоха занял позицию, утрамбовав снег. Стрелять можно с колена. Густые цепи красных медленно надвигаются. Им тоже хреново топать по глубокому снегу.
Раздался свист. Тоха падает в снег. Взрывы. Слава Богу, за спиной.
Оглядывается. Дом, где он ночевал, горит.
На взмыленной лошади подскакал ординарец и передал приказ — отойти к Хопрам.
Начали отступление. Обогнули дома и по белому, топкому, сверкающему миллионами блёсток снегу, растянулись черными пятнами две цепи.
Тоха, хрипя, выдирает ноги из глубокого снега. Даже вспотел. Глянул назад. Там, застилая горизонт, густыми, чёрными полосами движется враг. Справа от пехотных цепей неровно колышется тёмное пятно. Кавалерия.
В тылу большевиков несколько раз глухо бумкнуло. Потом ещё. Свист летящих снарядов. Цепь рухнула в снег. Восемь разрывов взметнули в небо комья мёрзлой земли, оставляя на снегу чёрные пятна. Слава Богу, перелёт.
Тоха привстал, вытирая с лица снег. Зачерпнул немного и отправил в рот.
Следующий залп накрыл цепь. Тоху обсыпало комьями мёрзлой земли. Обе цепи поднялись. Кто-то остался лежать.
— Вперёд!
Тоха ускорил шаг. Дыхание хриплое.
Показались Хопры.
Вдоль цепи скачет второй ординарец.
— Господин полковник. Станция Хопры оставлена. Приказано занять позицию южнее станции.
— Отряд, вперёд! — прохрипел Симановский.
Перелезли поросший кустарником овраг, рассыпались по возвышенности и залегли. Тоха перевёл дух и поел ещё немного снега.
Впереди открытая белая степь. На ней контрастно выделяются густые чёрные полосы. Цепи большевиков ползут медленно и целенаправленно. Слева и справа уступами колышется конница.
Тоха прикинул своё богатство. Два патрона в винтовке и ещё три обоймы в подсумке. Мало.
Артиллерия красных работает, не переставая. Снова шелест шрапнели. С десяток облачков разорвались в небе. Осколочное поле накрыло лежащую цепь добровольцев. Справа выгнулся дугой подпоручик. Кто-то заорал слева.
Тут за позицией громыхнуло.
— Наконец-то! — прошептал программер.
Через головы с воем уходят снаряды. Тоха уставился на большевистские цепи. Через пару секунд в их рядах выросли чёрные султаны. Снова залп.
— Отлично! Прямо по цепям! — доносятся голоса.
Наступающие рванулись вперёд. Скоро уже можно различить отдельные фигурки. Застрекотал пулемёт.
Тоха выцелил одного. Нажал на спуск. Фигурка рухнула в снег. С пяток пуль ушли в снег около программера.
Артиллерия добровольцев лупит метко и часто. В цепях врага замешательство.
К программеру подполз Симановский.
— Воронцов, немедленно на будке возьмите лошадь. Скачите к начальнику участка…
Рядом грохнул взрыв, накрыв полковника и попаданца комьями земли.
Офицеры подняли головы. С виска полковника стекает тонкая багровая струйка.
— А-а, чёрт! — выругался Симановский, стирая кровь рукой.
— Вы ранены?
— Пустяки, царапина. Скачите к начальнику участка, доложите, что на нас наступают два полка пехоты, охватывают фланги отряда, кроме того, с флангов кавалерия. Спросите дальнейших приказаний, и не будет ли подкреплений.
— Но, господин полковник, я не умею на лошадях…
— Воронцов, голубчик, не до шуток. Давайте. Рысью. Аллюр три креста.
— Есть!
Тоха развернулся и пополз назад. Вскочил и, подхватив винтовку, побежал, насколько возможно, по глубокому снегу. Хорошо, хоть под горку. Хорошо, но недолго. Дыхание быстро сбилось. Начал подниматься на вторую горку. Ноги с трудом вытаскиваются из снега. Программер тихо материться, иногда опираясь на «мосинку», и хрипит:
— На лошадь… значит… ага. Им тут… хорошо… с детства… на лошадях… а вот мне бы… какой-нить… завалящий… мать его… «уазик»… ни фига бы… не помешал. А то как ламер… на лошади… ага.
Тоха рухнул лицом в снег.
— Мать…
Опёрся на винтовку, встал и, поправив шашку, проложил путь.
— Не, а чё мелочиться… граф… вашему сиятельству… «уазик» не кошерно… вам… граф… как минимум… «хаммер»… ага… с пулемётом… на крыше… «браунинг» там… или «гатлинг»… уф…
Программер поднялся на пригорок и оглянулся. Большевики смешались в кучу, но всё ещё наступают. Посмотрел прямо. Ага. Вон будка. За ней привязаны три лошади.
Шаг вперёд. Тупой удар в спину. Темнота.
Тоха медленно поднимается над белой степью. Внизу, метрах в трёх на животе лежит солдат. Очень знакомый солдат, точнее офицер. Рядом в снегу — винтовка. Тоха облетел фигуру спереди. В чине подпоручика. Просвет на погонах… синий. Такой просвет в отряде только… у него. На спине медленно темнеет кровавое пятно.
Стало жутко. Голова офицера повёрнута вправо. Тоха с ужасом облетел убитого. Голова в снегу. Лица не видно. Программер наклонился и хотел приподнять голову офицера. Руки прошли сквозь тело погибшего.
В голове раздался твёрдый мужской голос:
— Попытка номер два.
Пространство дёрнулось.
Тоха поднялся на пригорок и оглянулся. Большевики смешались в кучу, но упорно лезут вперёд. Посмотрел прямо. Вон будка. За ней три лошади.
Шаг вперёд. Тупой удар в спину. Темнота.
Попаданец снова поднимается над степью и вновь видит себя. Накатывает паника.
«Так. Что происходит? Меня… убили? Но я воскрес? „Кино“ отмоталось назад. И меня снова убили? А что за голос в голове? Так. Спокойно. Соберись».
И снова в голове прозвучало:
— Попытка номер три…
Пространство снова подёрнулось.
Тоха поднялся на пригорок и оглянулся. Большевики смешались в кучу, но всё так же лезут вперёд. Посмотрел прямо. Будка. За ней привязаны три лошади.
Шаг вперёд. Тупой удар в спину. Темнота.
Попаданец снова воспаряет над заснеженной степью.
«Так, Тоха, не тупи, — говорит он себе. — Что происходит? Я поднимаюсь на пригорок, оглядываюсь…»
Опять голос:
— Попытка последняя…
Пространство дёрнулось.
Тоха поднимается на пригорок и оглядывается.
«Ну на фиг!» — решает он, отворачивается, падает вперёд и чуть проскальзывает по снегу, зарываясь с головой в белую, пушистую и приятно холодную массу.
— Чёрт! А с какого перепугу время меня сейчас не спасло, а? — приподнимаясь и отплёвываясь, бормочет программер.
Поднимается.
— Ладно, вперёд. А круто я проскочил⁈
Тоха оборачивается. Время будто замирает. Тело пронизывает миллиарды острых иголочек.
Всё жарче.
Под ноги ме-е-е-едленно падает снаряд.
«Писец!» — только и успел подумать попаданец.
* * *
Нуль-пространство
Вокруг разливается ровный молочно-белый туман.
Тоха оглядывается.
Точно. Опять то же самое место.
Он сжал в руках винтовку. Винтовку? Оглядел себя. В шинели, на голове башлык, в руках «мосинка», на левом боку — шашка, на правом — наган в кобуре.
Попаданец стянул с головы башлык и поправил фуражку.
Прошлые разы он здесь оказывался в одежде, в какой попал в это проклятое время или, как скажет Прилуцкий, хроносрез.
Тоха медленно обернулся, поводя стволом из стороны в сторону.
Странно, но в шинели не жарко. Хоть он и был весь взмыленный, когда уходил от своих цепей, сейчас вполне комфортно.
— Эй! Есть тут кто?
Крик потонул, будто в вате.
— Здравствуй, путник, — раздался со всех сторон спокойный, глубокий баритон.
Тоха вскинул винтовку и медленно покрутился на месте.
— Ты кто? Выходи!
— Здравствуй, путник, — повторил невидимый собеседник.
— Выходи, мля, или буду стрелять!
Со всех сторон раздался грустный вздох.
— И куда ты будешь стрелять? Убери оружие, путник, и поговорим. Присядь.
Из воздуха соткался комфортный офисный диван, как в кабинете генерального, Кирилла Наврозова. Точная копия.
Тоха медленно опустил винтовку и подошёл к дивану. Потрогал дорогую кожу. Опустился на диван, поправив шашку и поставив «мосинку» меж колен.
— Вот и правильно. Начнём заново. Здравствуй, путник.
— Здравствуй, — ответил Тоха. — Как к тебе обращаться?
— Называй меня Хранитель.
— Круто — хмыкнул Тоха, — а хранитель чего?
— Времени.
Ухмыляться почему-то расхотелось. Нужно что-то делать. Что-то спросить. Мысли путаются.
— Сколько тебе лет, Хранитель?