Хронос. Ледяной поход - Дмитрий Алексеевич Митюшин

Толпа медленно рассосалась.

Крамской идёт рядом с Тохой и тихо матерится, бормоча:

— Я не я буду, заколю сучку…

Через 2 дня

26 января (8 февраля) 1918 г.

с. Чалтырь

В вагон влез Зарецкий.

— Опять митинг.

— Что случилось? — оторвался от чистки винтовки Рощин.

— Казаков, что вчера подняли, разбили.

— Как это случилось? — спросил взводный Исамов.

Зарецкий рассказал, что начальник партизанского отряда хорунжий Назаров ударил по селу Салы. Без разведки, просто на шару. Нарвался на значительные силы красных. У тех ещё и артиллерия была. Казаки в беспорядке бежали, оставив под Салами больше половины убитых и раненых. И вот теперь митингуют — «нас продали!», «нас предали!», «опять офицерьё под пули гонит!».

— Отряд, строиться! — раздалась команда дежурного.

— Взвод, строиться! — продублировал команду штабс-капитан.

Отряд быстро построился. Получен приказ — двигаться к селу Чалтырь.

Пошли по узкой дороге, хлюпая по перемешанному с грязью снегу. Вскоре их догнали два десятка всадников.

— Полковник Симановский? — спросил подъехавший у шагающего недалеко от Тохи начальника отряда.

— Так точно. С кем имею честь?

— Штабс-ротмистр Щелкунов из кавдивизиона полковника Гершельмана. Приданы вашему отряду.

Вскоре пришли к Чалтырю, на окраине которого и расположились. Село оказалось богатое. Население — армяне. На контакт идут неохотно. Кто-то из добровольцев пытается купить тёплые вещи. Местные либо отказываются продавать, либо задирают непомерную цену.

Симановский отправляет в штаб донесение за донесением. Просит тёплых вещей. Ему только обещают, да воз и ныне там.

Разместились по двадцать человек в хате. Устроились спать прямо на полу. Слава Богу, никаких снов.

Рано утром Тоха ушёл в караул.

Подморозило. Под ногами хрустит. Программер вглядывается вдаль, туда, где по данным разведки действует десятитысячная армия Сиверса.

На следующий день

27…28 января (9…10 февраля) 1918 г.

с. Чалтырь

С обеда погода испортилась. Мороз усилился, поднялась метель.

Около одиннадцати вечера пришёл приказ — отойти на Хопры.

Усталые, замёрзшие люди вышли в степь. Засыпает снегом, трудно вытаскиваются ноги, колонна растянулась по одному.

Тоха закутался в башлык. Снег бьёт в лицо, налипает спереди на шинель. Матерясь, программер пытается вытащить ноги из снега и сделать шаг. Ветер усиливается, гудит на штыке и стволе винтовки. Колонная остановилась. Дороги нет.

— Провод, телефонный провод ищите! — кричит кто-то сзади. — По нему пойдём!

Люди бестолково толпятся. Лезут в глубокий снег, пытаясь найти дорогу. Три подводы с трудом вытащили из сугроба.

— Руку отморозил, чёрт! — раздался позади хриплый голос.

— Давай сюда винтовку. Три. Растирай.

Худощавый мужчина в тонком чёрном студенческом пальто с нашитыми защитными офицерскими погонами и офицерской фуражке засунул руки меж колен, шипя:

— Ч-ч-чёрт!

Тоха его узнал. Прапорщик Маркин. Студент. В Добровольческую армию вступил перед самым выходом на Хопры. Программер снял варежки и протянул ему.

— Надевай.

— Что вы, граф, это же ваши, — корчась, прошипел тот.

— Надевай, говорю!

— А как же вы?

— Согреешься, вернёшь.

Парень взял варежки.

Тоха засунул одну руку под отворот шинели, вторую в карман. Холодно, блин!

— Есть дорога! Пошли!

Снова попёрлись по глубокому снегу. Как быстро намело! То и дело доносится:

— Потри, пожалуйста, совсем замёрзли, ей-Богу! Держись! Растирай! Вот так!

Раздался возглас:

— Смотри! Едет кто-то!

Тоха глянул. Сквозь метель едва видно приближающуюся лошадь с санями. Прибывший поравнялся с головой колонны. Из саней вываливается плотный, среднего роста мужик в коротком тулупчике.

Ветер доносит раздражённый голос Симановского:

— Почему раньше не телефонировали? У меня люди обморожены!

Прибывший слегка картавит.

— Генег’ал отменил приказание. Вам надо ве’гнуться в Чалтыг’ь.

Среди добровольцев поднимется ропот, ругань:

— Сволочи, всегда у нас через задницу! В вагоне сидеть — не в степи мёрзнуть! Штабные крысы! Им там тепло, хорошо! Раньше не могли позвонить⁈ Безобразие!

— Я поеду впег’ёд, полковник, — прибывший садится в сани и скрывается в пелене метели.

Повернули назад. Стало чуть легче. Теперь ветер бьёт в спину.

— Что за крендель? — чуть обернувшись, спрашивает Тоха идущего сзади поручика.

— Лейб-уланского полка полковник Гершельман. Собственной персоной, — угрюмо отвечает тот.

Люди устали. Останавливаются, кучкуются, кого-то оттирают, кого-то еле-еле ведут под руки. Но все явно торопятся обратно в село.

— Господа! — кричит кто-то, показывая назад. — Капитан в поле остался!

— Ничего, из села подводу пришлём! — кричат в ответ.

Двое вернулись и взяли упавшего под руки. Тот с трудом волочит ноги.

Сквозь тёмную и холодную пелену ночной метели проступают огоньки.

«Чалтырь, — облегчённо вздыхает Тоха. — Дошли».

Симановский приказывает проверить людей. Троих не хватает.

В поле на поиски отправляют подводу и двух офицеров.

Отряд представляет собой жалкое зрелище. Голодные, злые. Многие обвязаны бинтами, тряпками, шарфами. «Немцы под Сталинградом», — промелькнула невесёлая мысль.

Из ста двух человек шестьдесят обморожены. Самых тяжёлых отправляют в Хопры, оттуда в Ростов.

— Держите, граф, благодарю.

Тоха обернулся. Прапорщик-студент протягивает варежки. Попаданец рассмотрел парня. Совсем мальчишка. На вид лет девятнадцать. Тёмно-русые волосы, тёмно-серые глаза. Ростом чуть выше программера.

— Согрелись? — спросил Тоха, забирая подарок Анфисы.

— Немного, — кивает студент.

— И чего вы в Добрармию подались? — ни с того ни с сего поинтересовался Тоха.

— Домой хочу вернуться, — серьёзно ответил парень.

Программер внимательно посмотрел на молодого добровольца. В голове пронеслись мысли: «Да нет. Не может быть! Паранойя какая-то! Два попаданца в одном месте, это уже перебор. Самый обычный парень».

— А вы зачем пошли? — задал встречный вопрос прапорщик.

— Не поверишь, — ухмыльнулся Тоха, — и я за тем же. Домой хочу вернуться.

Вошли в хату. Спать опять пришлось на полу. Да и хрен с ним. Главное — в тепле. Тоха моментом провалился в сон.

Очнулся от того, что кто-то трясёт за плечо.

— Воронцов, Воронцов, просыпайтесь!

Голос тихий. Глаза открывать не хочется. Абсолютно.

— Воронцов, просыпайтесь.

Тоха с трудом разлепил веки и сел. В полумраке комнаты над ним склонилась фигура с винтовкой в руках.

— Что? — задал тупой вопрос Тоха.

— Ваша очередь в караул.

Программер вздохнул. Точно, вчера Исамов распределил караулы. Тохе выпало стоять с шести до восьми утра. Какой лом выходить из тёплой хаты на холод!

Метель кончилась. Мороз, по ощущениям, градусов десять. На чистом небе блестят звёзды. С ним в пару попал студент.

Познакомились. Студента зовут Кирилл Маркин. Родом из Таганрога. Там у него осталась мать с тремя младшими сёстрами и двумя братьями. Отец погиб в начале войны, осенью четырнадцатого. Студент достал из кармана пару печенек и поделился с Тохой. Пресные, безвкусные, но с голодухи сойдёт.

За разговором время проходит быстро. На востоке медленно поднимается солнце.

— Антон, смотри, что это? — Кирилл показал рукой на тёмную западную сторону.

По снежной целине двигается тёмное пятно. Чуть левее пятно поменьше, но более быстрое.

— Не скажу точно, но… блин! Слева конница! Справа пехтура! Поднимай всех! Тревога!

Студент быстро метнулся в хату. Тоха — в следующую, где спит Симановский. Около двери — часовой.

— Тревога! Буди полковника! Большевики! — попаданец показал на тёмные пятна.

Часовой бросился в хату. Изнутри донёсся его крик:

— Господин полковник, тревога, большевики! Разъезды уже в село въезжают, а дальше — цепи!

Добровольцы быстро выскочили из хат. На противоположной окраине села показались крошечные фигурки на конях. На освещённой линии горизонта — густые цепи.

— Отряд, в одну шеренгу становись! — кричит полковник. — Залп по свистку!

Отряд быстро вытягивается серой лентой. Лица