Вера против фактов. Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

Да, можно. Первое, что необходимо понять: люди не рождаются с готовым набором представлений о мире; мы рождаемся с мозгом, подготовленным природой для формирования убеждений при получении информации из окружающего мира. Некоторые из этих убеждений усваиваются от родителей и сверстников, другие – из эмпирических наблюдений. Легко представить, что за миллионы лет жизни небольшими группами охотников и собирателей мы, как многие позвоночные, выработали у себя тенденцию впитывать все, чему учат нас родители (это одна из причин того, что религия так упорно сохраняет свое влияние). Шансы на выживание сильно повышаются, если вы умеете использовать опыт взрослых и вам не приходится все узнавать самостоятельно. К примеру, мы могли научиться избегать крупных млекопитающих, которые выглядят как кошки, но не тех, что похожи на антилоп: те, кто достаточно рано не усвоил этой премудрости, не смогли стать нашими предками. Другие вещи, к примеру, кому из сверстников можно доверять, а кого стоит избегать, каждому, вероятно, приходилось решать самому. Некоторые иные разумные тенденции – не представления, а скорее адаптивные варианты поведения, – мы могли получить непосредственно в результате естественного отбора. Тенденция во всем предпочитать родственников и настороженность по отношению к чужакам тоже, очевидно, дают адаптивные преимущества и должны в определенном возрасте обретать статус «представлений» («Я считаю, что нам следует опасаться людей, которых мы не знаем»).

Взгляд на мир связан с нашим восприятием, а эволюция, вообще говоря, сформировала наши чувства так, чтобы они оценивали мир адекватно, – ведь за неверное представление об окружающем можно жестоко поплатиться. Это верно в отношении не только внешнего мира, но и характеров окружающих нас людей. Без точного восприятия действительности мы не могли бы добывать себе пищу, уходить от хищников и других опасностей и создавать гармоничные социальные группы. А вслед за точным восприятием идут и «точные представления», то есть представления, основанные на объективных данных. Естественный отбор не формирует истинных представлений, он создает сенсорный и нервный аппараты, которые обычно обеспечивают формирование истинных представлений.

Но мы ведь уже убедились, что не все наши представления о мире верны. Дело в том, что хотя естественный отбор снабдил нас достаточно качественным аппаратом распознавания истины, этот аппарат тоже можно обмануть, как происходит в иллюзии с шахматной доской и тенью. И религия вполне могла оказаться одной из этих ложных идей, использующих эволюцию в своих интересах. Антрополог Паскаль Буайе, к примеру, предполагает, что религия началась с врожденной и вполне адаптивной склонности наших предков приписывать любые загадочные события разумным действующим силам. Если слышишь шуршание в камышах, лучше предположить, что оно исходит от какого-то другого животного, а не от случайного порыва ветра, – больше будет шансов уцелеть (или добыть пищу). Подобные представления о разумных силах в природе легко переходят на явления вроде молний и землетрясений. Поскольку естественных объяснений для таких явлений у наших предков не было, вместо них могли родиться фантастические предположения о сверхъестественных человекоподобных существах или духах. Изучение развития ребенка подсказывает, что религиозные верования не являются врожденными – в нас нет «генов Бога». Скорее, как предполагает Буайе и другие ученые, сформировавшийся в процессе эволюции когнитивный аппарат дает нам предрасположенность к принятию положений религии, таких как существование Бога, загробной жизни и души; эти догмы и усваиваются.

Неудивительно, что дети в северной Индии приобретают веру во многих богов, тогда как дети в Алабаме – в божественность Иисуса Христа. Это наблюдение прямо противоречит убеждению Плантинги, что sensus divinitatis даровано нам христианским Богом. Скорее, религия представляет собой то, что Стивен Джей Гулд и Элизабет Вэрба назвали «экзаптацией»: это черта, которая иногда полезна, но сама по себе не была объектом естественного отбора, а просто стала дополнением к свойствам, сформировавшимся по другим причинам.

В целом нет оснований считать, что наука не в состоянии объяснить, почему наши представления о мире часто оказываются верными. Кроме того, у нее есть правдоподобные объяснения и для неверных представлений – объяснения куда более правдоподобные, чем предположение Плантинги, что неспособность распознать истину указывает на повреждение sensus divinitatis в результате греха.

С этим связан еще один аргумент в пользу Бога. Состоит он в том, что по своим возможностям человеческий мозг намного превосходит все, что могло потребоваться нашим африканским предкам. Мы научились строить небоскребы, летать на Луну, готовить сложные блюда, составлять (и решать) судоку. Но ведь все эти способности не приносили никакой пользы на протяжении почти всего периода эволюции нашего мозга. Чем же можно их объяснить? Некоторые теологи уверены, что только вмешательством Бога.

Мы уже знаем, что первым эту проблему поднял биолог Альфред Рассел Уоллес. Неустанный и самоотверженный адепт теории эволюции путем естественного отбора (свою книгу на эту тему он назвал «Дарвинизм»), Уоллес все же не понимал, как отбор мог сформировать такие разнообразные способности человеческого мозга. Вот его доводы, в которых слышен патернализм, характерный для англичан XIX века:

Короче говоря, мозг, кажется, опровергает идею о том, что естественный отбор не в состоянии подготовить организм к среде, с которой тот никогда не сталкивался. В результате Уоллес заключил, что эволюцией можно объяснить все, за исключением одного-единственного органа одного-единственного биологического вида.

Скоро мы убедимся, что наука давно справилась с этим образцом телеологии Уоллеса, но идея об излишней сложности человеческого мозга никуда не делась. Ее же, кстати говоря, продвигает Плантинга. Он утверждает, что, поскольку эволюция не в состоянии объяснить нашу способность к сложной математике и физике, то эти качества также исходят от Бога: