Чужая кожа - Ирина Лобусова

Местные жители, которые принесли девушку, сказали, что в нее попало несколько пуль из охотничьего карабина, и наш монастырь был ближе любого другого жилья. Мы разрешили перенести ее в больницу. У нас есть сестра — бывшая врач. Ее послушание — медицинская служба в нашей местной больнице. Есть и несколько медсестер. Мы можем лечить простые случаи болезни, а в сложных случаях специальным транспорт отправляем больных в город. Но такие случаи бывают очень редко. Как правило, мы справляемся практически со всем.

Сестра-врач осмотрела девушку. Две пули попали в позвоночный столб. Было ясно сразу, что повреждены жизненно важные центры, и девушка больше никогда не сможет ходить. Несмотря на сильную боль, она была в сознании и сказала, что является женой очень богатого человека. Как только он узнает, что с ней произошло, он отправит за ней самолет. Ему уже сообщили, значит, помощь придет скоро.

Илона сказала, что поехала на охоту без мужа, в компании его друзей. На этом специально настоял ее муж. Он предложил ей съездить отдохнуть и развеяться, так как она очень устала. Его же задержали дела в городе, и он собирался присоединиться к компании позднее.

Услышав это место в рассказе настоятельницы, я побледнела, так как уже знала, какой смысл скрывают слова Комаровского «съездить на отдых, развеяться… Одной».

— Что с вами? У вас изменилось лицо, — сказала настоятельница.

— Да. Я уже поняла, что имел в виду ее муж.

— Я тоже поняла это очень скоро, когда помощь за девушкой не пришла. Через два дня мы позвонили в город, чтобы вызвать вертолет и транспортировать ее в больницу. Но нам ответили, что вертолет не прилетит и открыто сказали, что за то, чтобы вертолет не летел за пациенткой в монастырь, было специально заплачено. Узнав у Илоны мобильный телефон мужа, я позвонила ему. Раздраженный мужской голос дословно сказал следующее: «Забирать Илону и оказывать ей будь-какую помощь он не будет, так как она сама виновата в том, что произошло. Мол, нечего было ехать без него. Он знает, что в нашем монастыре есть инвалидный дом, так пусть Илона остается у нас. Он будет присылать деньги по минимуму, конечно, на ее содержание. Жаль, что судьба распорядилась так жестоко, лучше бы ей было умереть. Но раз она не умерла, пусть теперь живет инвалидом». Я была просто вне себя… Кричала что-то о человеческом долге, о милосердии. В конце концов он заявил, что подумает и, возможно, привезет своего врача с лекарствами. Но в любом случае Илона должна оставаться в монастыре.

Я не хотела говорить все это Илоне. Но, когда вошла к ней, она все прочитала по моему лицу и, заплакав, и сказала следующее: «Значит, это правда, значит, муж хотел меня убить, для того и отправил на эту охоту. Но тот, кто должен был убить ее, промахнулся, и вместо трупа я стала инвалидом». Я попыталась ее успокоить, но Илона все твердила о том, что муж хотел ее убить очень давно, уже предпринимал попытки. Ей не у кого было искать помощи. А потом рассказала о том, как он избавился от первой жены. Она рассказала, что первую свою жену Комаровский называл Мальвиной и любил до исступления. А ее, Илону, возненавидел за то, что она ничем не напоминала эту Мальвину: ни характером, ни внешностью. Поэтому и решил от нее избавиться.

Несмотря на тяжелый характер ранений, состояние Илоны было довольно стабильным. Благодаря антибиотикам мы не дали инфекции распространиться. Наша сестра даже извлекла две пули, действуя под самым простым местным наркозом. Тело Илоны было абсолютно неподвижно, парализовано, но жизненные функции организма были очень здоровыми, и абсолютно ясный ум.

— Как ясный ум? Я же ее видела!

— Подождите. Это не конец истории, а только ее начало. Самым интересным было то, что сама Илона теперь очень хотела остаться в монастыре. Она слезно умоляла не отправлять ее к мужу. Я обещала, что этого не сделаю. Тем более, прекрасно понимая, что муж уже не захочет ее забрать. Как я поняла, родственников у Илоны не было. Отец умер, а у матери была другая семья где-то в европейской стране (в Дании, кажется, или в Норвегии). И до Илоны ей не было никакого дела. Она бы все равно отправила Илону в приют для инвалидов, а не оставила у себя. Илона очень не хотела оказаться в приюте для инвалидов в чужой стране, поэтому упросила меня не звонить и ничего не говорить ее матери.

Настоятельница замолчала, собираясь с мыслями. Было непохоже, что длинный рассказ ее утомил. Скорее она искала точные и четкие формулировки, которые как можно точнее дошли до моего сознания.

— Так прошел почти месяц. Мы ежедневно подолгу беседовали с ней, так как я хотела уберечь ее от депрессии, хотела, чтобы она чувствовала себя нужной, к тому же видела, что и самой Илоне нравятся наши беседы, после них она становилась спокойнее духом и бодрей.

Однажды ко мне пришла сестра-врач, и сказала, что ее ужасно мучают мысли о совершенном нами страшном грехе. Она была твердо уверена, что если б как можно скорее после получения травмы Илона была бы доставлена на операционный стол, она могла бы ходить. Врачи попытались бы вернуть ей эту возможность. Если бы прошло хотя бы двое суток… Теперь же время было потеряно, и любая операция — бесполезна. Сестру мучила совесть.

Я постаралась успокоить ее, как могла, но не была уверена в правильности ее предположения, так как до прихода в монастырь эта женщина была районным терапевтом в поликлинике. Я не думала, что у нее достаточно квалификации, чтобы судить о таких вещах. Но ведь на самом деле этот страшный грех, если и был совершен, совершили не мы, а человек, взявший на себя официальное обязательство заботиться об Илоне. Я не знала, сможет ли он хоть чем-то искупить свою вину за свою жизнь и после смерти. Поэтому я попыталась успокоить сестру обычными словами, что пути Господни неисповедимы, и если так произошло, значит, так повелел Господь.

Постепенно за это время Илона рассказала мне свою историю и еще о том, с чем ей пришлось столкнуться за время своей богатой жизни. Это была обычная история девушки, выросшей в бедной семье и страстно мечтавшей о деньгах. Господь дал ей внешнюю красоту и ум, но все эти богатые дары она повернула себе во зло, не думая о завтрашнем дне, поддалась грехам гордыни и алчности.

Илона призналась, что до появления Комаровского в нее был очень сильно влюблен обыкновенный парень, и она вроде как отвечала ему взаимностью. Возможно, она бы и вышла за него замуж, но встреча с Комаровским перечеркнула все.

— Этот обыкновенный парень сейчас рыдает там, обхватив руками ее инвалидное кресло, — вставила я, — он любил ее все эти годы, долго искал и, наконец, нашел.

— Я так и поняла. Самыми горькими могут быть только слезы уничтоженной любви. Я давно не живу в миру, но от этой сцены поруганной любви у меня разрывается сердце.

— Что рассказала вам Илона о своей жизни с Комаровским? — я четко держалась своего пути. — Что она говорила потом?

— Об этом — чуть позже, — настоятельница горько усмехнулась. — Я понимаю, что вас интересует именно эта часть. Но вам все-таки придется дослушать до конца хотя бы то, что произошло дальше с Илоной.