Механическое сердце. Искры гаснущих жил - Карина Демина

К счастью, Войтех появился вовремя и, только глянув на Свища, сплюнул:

– Идиот.

Он выгреб остатки товара, кое-как распихав по карманам. А потом поднял Свища.

– Давай, топай!

Свищ шел, пританцовывая и путаясь в ногах. Вечером же его рвало, сильно и какой-то слизью. Войтех заставлял пить воду с солью, и Свищ плакал, хлебал, но его опять выворачивало.

– Тебе повезло, что не сдох, – буркнул Войтех, пересчитывая оставшиеся пакетики. – Двойную дозу за раз вставить. Чем ты думал?

Свищ ничего не ответил, но на пакетики смотрел так жадно, что Таннис не по себе стало.

– Пора завязывать. – Войтех тоже заметил этот взгляд и, вздохнув, произнес: – Не будь дураком, Свищ. Это – для слабых. Ты же сильный?

Он кивнул и сглотнул, судорожно, сам не веря, что хватит сил управиться с это жаждой.

– Сильный. – Войтех сел рядом и потрепал по плечу. – Ты справишься. То, что ты видел, все невзаправду. А по-настоящему у нас будет иначе. Мы заработаем много денег.

Таннис, пусть бы и недолюбливала Свища – гадкий он и вечно щиплется, когда думает, что Войтех его не видит, – села по левую его руку, прижалась. Свища трясло, мелко и часто.

– Ты и я. И вот малявка… и они тоже… мы разбогатеем и уедем отсюда.

– Куда? – сипло спросил Свищ.

– Куда захотим. Может, к морю…

– Почему к морю?

– Просто так. – Войтех сунул руки в карманы и сгорбился. – Мой папашка море видел, говорил, что красивое, все грозился подняться и нас с мамкой отправить.

Его слушали. Хрипловатый, словно сорванный, голос завораживал. И Таннис помимо воли стала о море мечтать, о том, какое оно. Вода? Много воды, больше, чем в реке…

Только те мечты умерли вместе с Войтехом.

– После того случая Войтех не ходил за товаром. – Таннис подтянула колени к груди и обняла. Так сидеть было теплее. – Сказал, что больше нету. Но все поняли, он из-за Свища перестал брать, чтобы тот не подсел… а деньги все равно нужны были.

– В деньгах все дело?

– В деньгах, – согласилась Таннис.

В них, в разноцветных бумажках, которые высохли и стали жесткими, ломкими, но все одно ценности своей не утратили.

– И чем вы занялись? – Кейрен остановился. Он ведь тоже не первые сутки на ногах, и замерз, и устал, но не спится.

– Всем понемногу… он заплатил, чтобы нас научили.

– Чему?

– Я и Велька щипачами были… – Таннис вытянула пальцы и пошевелила. Сколько лет, а еще помнят, хотя наверняка утратили былую ловкость. – Свищ в порту шарился, по чемоданам… Малыш отвлекал, а Свищ, значит, дергал. С Толстым плохо, у него, кроме силы, ничего не было. Войтех его прикрывать поставил, чтоб, значит, если кто за Свищом побежит, то Толстый с ног его сбил, вроде как случайно…

– А сам он?

Кейрен думает, что Войтех просто на заднице сидел и деньги греб? Нет, он был не таким.

– Сам… по-всякому. Когда с нами ходил, а когда… он замки вскрывать умел. И ничего не боялся. Он по лавкам ходил и…

Не только по лавкам. Войтех не любил рассказывать о том, куда пропадает, но порой исчезал на день-два, однажды и вовсе неделю не было, и Свищ вновь стал зудеть, что, дескать, Войтеха наверняка замели, и значит, пора делать ноги. А то ведь сдаст. Толстяк просто отвесил ему подзатыльник. Малыш же, спрятавшись в углу, захныкал. Он вновь приболел, кашлял много и сильно, едва не пополам выгибаясь. Он ждал, что Войтех придет и даст травы, от которой полегчает. Войтех же не шел… и появился мрачный, злой.

– Надо товар перетащить, – сказал и, глянув на Таннис, добавил: – Тебе, малявка, лучше бы остаться.

А она не захотела, спорить же Войтех не стал, повел к реке. Зарывшись носом в песчаный берег, его ждала лодка. Груз был укрыт парусиной, а на дне, скорчившись, лежал незнакомый парень.

– Выкинь его, – велел Войтех Толстяку, и тот поспешил исполнить. А Таннис прикусила пальцы, чтобы не кричать.

После той ходки она познакомилась с папашей Шутгаром и его лавкой. А Свищ получил-таки свое серьезное дело… да и остальным хватило.

– Мы занялись домами. – Собственный голос показался Таннис глухим, чуждым. Она съежилась под одеялом. В тот первый раз, когда случилось остаться в убежище надолго, спали вместе. И Таннис прижималась к тощему боку Войтеха, а сама обнимала Вельку, который во сне ерзал, всхлипывал и дергал ногой. Войтех же лежал до того спокойно, что Таннис испугалась даже – дышит ли.

Дышал. Но все равно походил на мертвеца.

– И лавками, но с лавками сложнее, а вот дома… мы выходили в город, и Войтех вел. Он знал, где хозяев нет. Или что есть, но… старики – легкая добыча. Не смотри так, мы никого не убивали. Толстяк связывал и рот затыкал. А мы просто выносили вещи…

Кейрен молчал. Но молчание его было нехорошим.

Какая разница, что он подумает о Таннис?

Никакой.

– Мы не брали крупняк, столы там или комоды. Так, по верхам и быстро, чтобы не подняли тревогу. Потом вещички относили… – Таннис осеклась, едва не назвав имя. – Не важно, куда относили. Меняли на деньги.

…Не все. Была часть добычи, которую Войтех хранил отдельно, в этой вот клетке. И когда собиралось изрядно, приказывал всем уходить. А возвращаться разрешал через сутки, если не через трое. Товар исчезал, а в пещере задерживался особый тухловатый дух.

Но никто никогда не задавал опасного вопроса, только Свищ однажды вякнул, что король мог бы и посерьезней дельце дать… а Войтех ударил его, без предупреждения, в лицо, смяв нос и зуб выбив. Зубы-то у Свища гнилыми были, он потом долго обижался, но уйти не ушел. Войтех же, примирения ради, бросил ему собственную долю. Деньги-то Войтех делил между всеми, пусть бы Свищ вновь оставался недоволен, говорил, что малышня работает мало, а получает наравне, но зудение его было привычным злом.

Отобрать не пытался, знал, что Войтех выгонит.

– Дальше, – тихо попросил Кейрен.

А злой какой… и на руках чешуя прорезалась. Это от нервов, что ли?

– А что дальше? Обычная история. Наводка кривой была, вот и напоролись на дом, в который хозяева вернулись до срока. Мужик тот спустился с кочергой, а у Свища перо. Всадил в бочину… за ним и баба с криком… Свищ и ее. Крови было много.

Таннис отвернулась. Ей почему-то было страшно смотреть на Кейрена.

Она не убивала.

Не убивала!

Она стояла с подсвечником в одной руке и тяжеленным серебряным блюдом в другой. Стояла и смотрела. Все произошло так быстро…

Свист Войтеха приказом уходить. Малыш, выронивший серебряные вилки, которые рассыпались по ковру со звоном. Неповоротливый Толстяк, что замер у двери, своей тушей перекрывая отход. Велька, торопливо рассовывающий по карманам печенье, что лежало в стеклянной вазе, прикрытое салфеткой. Салфетку Велька держал в зубах.