Хищник - Макс Мах

– Помогите барону, – тихо сказал император, и несколько гвардейцев – кажется, это были Мясники Лабруха[98] – неслышными тенями скользнули к упавшему певцу.

Не нарушая приличий. – Господин Че поймал движение глаз императора и без промедления шевельнул пальцами, «произнося» ритуальную фразу малого обращения.

– Че! – Сказал император вслух. – Вот так удача! – Даже он не мог игнорировать обращение своего «кровного» родича. – Рад вас видеть, господин Че. Не затруднит ли вас подойти ближе?

– Сочту за честь, – господин Че поклонился и пошел к возвышению, на котором в гордом одиночестве пребывал император. Сейчас он стоял, но мог и сесть. Впрочем, не теперь. Не после того, как подозвал к себе «брата».

Дворцовый этикет предусматривал множество разнообразных ситуаций. Он существовал три тысячи лет, а за такую прорву времени императоры и их подданные перепробовали практически все, на что способно человеческое воображение. И «Книга приличий» определяла с точностью справочника по математике поведение обеих сторон в любом из вероятных, маловероятных и практически невероятных, но тем не менее предполагаемых обстоятельствами случаев.

– Здравствуй, братец! – Старик не стал скрывать свое обычное раздражение. «С чего бы вдруг?» Все и так знали, что его «ненависть» чуть сильнее необходимого, но, с другой стороны, давняя распря расцветала нынче новыми цветами.

«Чертополохом, – предположил Че. – Или терновником».

Впрочем, видеть и слышать этот их разговор не мог никто. Частная жизнь императора охранялась должным образом, и даже под взглядами тысячной толпы император мог позволить себе много больше, чем кто-либо другой. Его право.

– Здравствуй, братец! – сказал император.

– Здравствуйте, брат! – вежливо ответил господин Че, не имевший привычки «расширять борозду без цели».

По древнему закону, от которого никуда не денешься, он являлся сводным братом императора, вторым человеком в империи, но при том не имел права обсуждать свое особое положение с людьми, не посвященными в «секрет для двоих».

– Дай угадаю! – брюзгливо сказал император. – Ты хочешь меня о чем-то попросить?

– Ты же знаешь, – чуть улыбнулся в ответ Че, – я никогда не одалживаюсь.

– Уж лучше бы ты меня о чем-нибудь попросил!

– Тебе не повезло, – Че не хотел пережимать, но с братцем-императором по-другому не выходило.

– Хочешь станцевать «Моление». Я угадал?

– Со второй подсказки. – Разговор протекал по-свойски – на втором уровне выражения, но и то сказать, оба были не в восторге от своих «братьев». Однако оскомина еще не ненависть, и переходить на третий или, не дай бог, четвертый уровень представлялось поспешным.

– Пусть так, – оттопырил губу император. – С кем?

– Я женюсь, – любезно улыбнулся господин Че.

– Мне доложили, – отмахнулся император. – Но ты меня поймал. Значит, с ней?

– Это песня на два мужских голоса, – не без злорадства напомнил Че.

– Уел! – осклабился император. – Так с кем?

– С твоим приятелем Ё, – господин Че торжествовал, все получалось даже лучше, чем он рассчитывал.

– Хорошо, – вздохнул император, – я проведу ваш брачный обряд и подарю молодоженам что-нибудь роскошное. Планета? Крейсер? Бочка «Ледяного пламени»? Три бочки?

– Меня вполне устроят «Слезы Эйи»[99].

– Ну, ты и жадная тварь! – вполне искренне восхитился император.

– Ты задолжал, я попросил, – открыто улыбнулся Че.

– Ладно! – кивнул император. – «Слезы» твои. Иди и танцуй.

«Слезы Эйи» – одно из величайших сокровищ императорской казны: гарнитур, состоящий из диадемы, колье, тройных серег в каждое ухо, двух ручных и двух ножных парных браслетов и перстня. 171 голубой бриллиант и 61 сапфир небесно-голубого цвета на тончайшей паутине из платины и синего золота. Вес – 32 килограмма, но камни и работа такие, что захватывает дух, а «поднять и пронести» на себе три десятка килограммов Ши’йя Там’ра О была вполне в состоянии. Оно того стоило, и господин Че заранее предвкушал ее восторг.

«И свой, разумеется», – признал он, рисуя в воображении нагую красавицу, купающуюся в лучах взошедших Че и Аче.

«Ее кожа будет светиться, как жемчуг, – грезил он, с ужасом и восхищением погружаясь в бездонный омут своего воображения. – И камни воссияют, впитав серебро Че и золото Аче!»

«Аче!» – имя всплыло в памяти само собой.

«Зачем же ты вернулся, брат мой Аче? Случайная встреча? Но я-то знаю, таких случайностей не бывает, потому что ничто не случайно под Высокими небесами».

«Боги не шутят, – вспомнилось ему древнее присловье аханков. – Но тогда о чем они хотят меня предупредить?»

* * *

Говорят, боги не шутят, и, может быть, так и есть. Но иногда они все-таки смеются. В Западном Ахане, в предгорьях и выше, есть даже специальная молитва, обращенная к жестокосердному господину Айн-Ши-Ча – богу близнецу дамы-заступницы Айна-Ши-На. Люди просят не смеяться над ними и над их делами, и это многое говорит об обитателях Высокого неба. Их шутки могут казаться безобидными, но у богов долгое дыхание, и никто не знает, когда случится то, над чем они уже успели посмеяться. Че полагал, что его судьба еще одна скверная шутка богов, и имел на то веские основания. Однако даже его изощренного ума недоставало, чтобы заглянуть в будущее так далеко, как видят боги, и предугадать то, над чем на самом деле смеялись Вечноживущие в миг его появления на свет. Он только надеялся, что не узнает об этом последним, но надежда – плохой помощник.

Че стал «братом императора», едва появившись на свет. Вернее, «благодать» сошла на него еще в утробе матери, поскольку именно в тот день, когда ему предстояло родиться, ушел в Посмертные поля старый господин Че. Старику было хорошо за двести – по точному счету двести двадцать семь лет, – и он по-всякому должен был вскоре освободить место для своего преемника. И то, что он решил «пустить себе кровь»[100] как раз в этот чертов день, а не когда-нибудь в отдаленном будущем, всего лишь дело случая, но Случайность, как говорят сведущие люди, дочь Порядка, и, возможно, боги знали, отчего господину Че вдруг наскучило жить.