С высоты птичьего полета - Сьюзен Кельман

– Господину Пендеру нездоровится? – поинтересовался он.

Она изумилась и покачала головой:

– Моя мать, профессор. В моей жизни уже много лет нет господина Пендера, со времен Первой Мировой.

Надежда Йозефа возросла. Он никогда ни на йоту не сомневался, что она замужем, и никто в университете не говорил, что она вдова. Это новое осознание всколыхнуло что-то глубоко внутри него. Он начал быстро вспоминать все их взаимодействия за эти годы. Все те разы, когда они были в его кабинете или у ее стола, и как его тянуло к ней, неужели ее тоже тянуло к нему? Он попытался припомнить все те случаи, когда она могла проявить нечто большее, чем поверхностную дружбу. Через новую оптику все виделось по-другому. Те разы, когда она касалась его руки или смотрела, как он выходит из университета, было ли что-то еще в этих взаимодействиях? Ее приглашение на Рождество и ее разочарованное лицо, когда он ответил отказом, а теперь еще и радиоприемник в качестве подарка. Рассматривая ее как замужнюю женщину, он едва задумывался о ее доброте. Но теперь, когда он мог побаловать себя мыслью о ней, что она одинока, он начал понимать, что, возможно, есть шанс, что его чувства взаимны. Хотя мог ли он вообще узнать у нее? С Сарой они были практически брошены в объятия друг друга, он и в самом деле не знал, как говорить с женщиной о таких делах. Он выжидающе смотрел в ее большие обеспокоенные голубые глаза, обрамленные мягкими, блестящими, каштановыми кудрями, и почувствовал головокружение.

Видимо, не замечая, что он изучает ее, она встала и разгладила юбку:

– Я возьму ключ и запру дверь при выходе. Завтра я снова зайду и принесу суп.

Йозеф кивнул, чувствуя, как сердце учащенно забилось. Лицо Сары танцевало в его мыслях вместе с побуждающими к жизни словами. Он должен что-то сделать, чтобы выразить свое чувство. Затем, впервые за десятилетия, он потянулся к женщине и намеренно схватил женскую руку, ее руку. От удивления Ханна опустила глаза.

– Спасибо, что не донесли о Майкле – и обо мне властям, – сказал он. – Вы даже не представляете, как все эти годы ваша доброта много значила для меня, а теперь значит еще больше, ведь вы храните мою тайну и моего друга в безопасности.

Он хотел сказать больше, гораздо больше, но так отвык от общения, и буквально не мог придумать, что еще сказать.

Тем не менее, когда их глаза встретились, что-то искреннее промелькнуло между ними. Узнавание, связь на более тонком уровне. Не говоря ни слова, они оба уловили эхо историй друг друга. Они так долго были одиноки, стойко преодолевая трудности в собственных мирах, и каким-то образом они выжили и теперь тянулись друг к другу.

Проглотив комок в горле, она кивнула и вышла из комнаты.

У Йозефа закружилась голова, когда он лег на подушку и посмотрел на знакомую трещину в потолке. Он закрыл глаза, ему нужно было сделать что-то большее, чем сейчас, если он хочет завоевать ее сердце – и в тот момент осознал – он действительно хочет. И вместе с тем, он был благодарен, что изведал новое чувство, всего капельку, только намек на счастье. Что-то, чего он не чувствовал уже очень давно, еще с довоенных времен. И он понял, что его жена не ошибалась. Решив жить и простить себя, он почувствовал облегчение. Засыпая в тот вечер, он снова вспомнил Сару, но уже без боли, лицо Ханны стало последним, о чем он думал.

В следующие два дня Ханна навещала их каждый день, приносила из дома любую еду, какую только могла достать. Также она давала им лекарство и поила чаем, заботясь о них обоих. Через неделю Майкл пошел на поправку, и Йозеф, казалось, не отставал от него.

Однажды вечером Ханна вошла на чердак с дымящейся миской супа и чистым простынями для Майкла. Она суетилась вокруг, а он, зачерпнув суп из тарелки, наблюдал за ней.

– Вы готовите лучше, чем профессор, – заявил он. – Впрочем, вы и пахнете приятнее, – добавил он, когда она наклонилась, чтобы заправить простыню. Она остановилась и на мгновение задумалась о нем. В том, что он выжил, когда стольких не пощадили, она видела проявление чуда.

Он улыбнулся ей:

– Знаете ли, вы первая женщина за столько лет, которую я вижу так близко.

Ханна залилась румянцем:

– А вы еще все тот же шутник, Майкл Блюм. Я помню вас и ваше обаяние в университете. И ваши очаровательные отговорки, когда вы неправильно заполняли форму, постоянно теряли книги и пропускали занятия. Некоторых студентов я не забуду никогда, но хочу напомнить, что я старше и гожусь вам в матери.

– Но не профессору, – игриво заметил он. – Он вам нравится, правда же?

Ханна перестала заправлять, немного растерявшись. Все эти годы она не признавалась никому в своих чувствах к Йозефу, никому кроме себя, храня тайну в своем сердце. Так что, когда фактически незнакомец ляпнул про это, она смутилась.

Подавив смущение Ханна попыталась подобрать верные слова… Она была не готова делиться сердечными чувствами без уверенности, есть ли шанс на взаимность:

– Я поражена его смелостью, тем, как он устроил вас здесь. Сохраняя вам жизнь, он рисковал своей… Я будто совсем его не знала. При всей своей скромности он такой смелый. Я всегда очень… – она подыскала безопасное слово, – с любовью относилась к нему, – затем быстро добавила на случай, если это ее разоблачит, – Он один из моих любимых профессоров.

Несмотря на это, Майкл, казалось, уловил ее истинные чувства и его лицо расплылось в озорной улыбке:

– Относились с любовью?

Она покраснела, а потом продолжила:

– В любом случае, я не могу сказать то же самое про него. Он едва меня замечает. А ведь мы работаем вместе уже много лет.

Майкл отодвинул пустую тарелку и закинул руки за голову – Не обманывайтесь его безразличием. Он все видит.

Ханна снова залилась румянцем и перед уходом принялась убирать чердак. Наслаждаясь тем, что появилась законная причина побыть рядом с Йозефом, даже если он болен и едва мог осознать ее присутствие.

Открыв дверь в его спальню, она увидела, какой он был изможденный и разбитый. Болезнь ослабила его, тело исхудало, лицо осунулось. Он медленно открыл глаза, когда она вошла.

– Я принесла вам суп, – прошептала она. – И немного свежей воды, чтобы запить таблетки.

Он кивнул, выползая из-под простыни. Ханна дала ему лекарство.

Йозеф удивился:

– Как вам удалось уговорить дать еще таблеток?

– Я вернулась туда и сообщила, что мы старые друзья, – объяснила она. – Потом я сказала, что вы боитесь больниц и отныне я беру на себя заботу о вашем здоровье.

Двигаясь вокруг его кровати, заправляя непослушные простыни, она подглядела, как он внимательно наблюдает за ней, словно чувствует себя беззащитным. Может, для него ее присутствие рядом с его личными вещами в спальне оказалось слишком интимным.