Зачем нужна эта кнопка? Автобиография пилота и вокалиста Iron Maiden - Брюс Дикинсон

– Извините, но мы остаемся. Мы рискнем, пойдем через тоннель.

Он забрал пропуска и на мгновение задумался.

– Ждите меня, – приказал он и поспешил прочь, выглядя более занятым, чем обычно.

Он вернулся через двадцать минут.

– Ну что ж, – начал он. В его голосе была нотка, явственно говорившая, что теперь он всерьез за что-то отвечает, а не просто отирается по соседству. – Вы больше не имеете ничего общего с ООН. Теперь вы гости британской армии. Поэтому пока что мы будем хранить ваш багаж у себя в арсенале, и я предлагаю вам поехать со мной в офицерскую казарму на чашку чая.

Ударная установка и гитарные усилители, сложенные напротив минометов, стрелкового оружия стали бы отличной иллюстрацией для статей в музыкальных журналах, но мы забыли все это сфотографировать.

К полуночи мы, проведшие на ногах весь день, пили чай и слушали лекции о войне. Офицер разведки Королевских вооруженных сил стоял перед висевшей на стене большой картой и объяснял, что именно происходит. Ситуация из его слов вырисовывалась не очень приятная. У меня до сих пор хранится набор тактических карт, которые они подарили мне в качестве сувенира.

Мы едва успели открыть по первой банке пива, когда дверь распахнулась.

– В грузовик, ребята. Вам пора ехать.

Днем погода в Сплите позволяла ходить в футболке, но ночью было холодно, а там, куда мы ехали, стояла температура ниже нуля. Если подумать, а куда мы ехали? В чем? И кто нас вез?

«Серьезные поездки» – это неправительственная организация, которая управляла передвижением автоколонн в районах, которые ООН считала слишком опасными, чтобы посылать туда свои силы. Эти ребята прославились тем, что однажды они привезли на нейтральную полосу лондонский красный автобус и открыли там школу клоунов для детей с обеих враждующих сторон.

«Серьезные поездки» собирались отвезти нас в зону боевых действий, и всю ночь мы должны были ехать через город Мостар и через горы, в конце концов заехав на могучую гору Игман. На ее вершине мы поступали в ведение местных военных. На базе боснийской армии «Браво-1» нас встретят бронетранспортеры, а оттуда уже повезут в сам Сараево. Очень хитрый план.

Нам выделили грузовик с открытым кузовом – четыре на четыре с брезентовым верхом. Мы загрузили снаряжение в его заднюю часть и заметили на полу с металлическим каркасом кучу спальных мешков. Следующие десять часов мы провели в почти кромешной темноте. Ехавший с нами добродушный южноафриканский волонтер раздобыл пару ящиков пива. Водителем был молодой студент-архитектор из Эдинбурга. У нас не было эскорта, охраны, шлемов или бронежилетов, но у нас было секретное оружие. Кто, скажите, захочет стрелять в машину, раскрашенную так, как наша? Грузовик был ярко-желтым, с довольно профессиональными изображениями персонажей мультфильмов на кузове: галла Астерикса, кота Феликса и страусенка по имени Дорожный Бегун. Это был камуфляж слабоумных, а кто захочет стрелять в слабоумных?

Мы забрались в кузов и принялись устраиваться поудобнее. Комфорт, конечно, штука относительная и настолько же зависит от состояния души, как и объективная реальность. Я прижался спиной к стоявшему в грузовике контейнеру, полагая, что расположиться между осями будет, вероятно, менее вредным для позвоночника, чем прямо над ними. Тут я вспомнил про лежавшую в моем рюкзаке бутылку Jameson. Я хранил ее для майора Мартина. Я вытащил ее. «Нет, нельзя больше терпеть», – подумал я и распечатал бутылку как раз в тот момент, когда Роланд Хайэмс принялся сворачивать себе косяк с конопляным маслом.

– Где, черт возьми, ты это раздобыл?

– Прятал во рту с самой Англии.

У меня возникло несколько злобных мыслей по этому поводу, но я оставил их при себе и просто тяжело вздохнул. Он легко мог погибнуть, как и любой из нас, так что, добравшись туда, где мы были – пускай уже пыхтит, потому что к утру его уже отпустит. Времена, когда я сам это делал, давно прошли, так что я просто пустил по кругу бутылку виски.

Ночь тянулась медленно, сон был спокойным, и холод проник глубоко в наши конечности. Мир растворялся позади нас, едва видимый сквозь полотно, покрытое слабым красным свечением от наших задних фонарей, рисовавших тени в густом тумане, который теперь окружал нас со всех сторон. Мы замедлились, затем остановились. Я высунул голову из кузова: заправка. Люди действительно останавливались, чтобы заправиться бензином, во время войны? Думаю, да. Я решил сесть спереди, в кабине. Скоро мы должны были подъехать к подножию горы Игман, 7000-футового монстра, служившего отметкой линии фронта в Сараево.

Пока же мы погрузились в полную черноту. Чуть позже на обочине дороги стали появляться случайные тусклые полосы белого света. Вдалеке я разглядел гигантскую махину горы Игман. Ее было увидеть проще, потому что наверху шла война.

В воздухе висели шлейфы искр осветительных ракет и иллюминационная пиротехника на парашютах. Эти фейерверки предвещали смерть тем несчастным душам, что находились на вершине горы, на которую мы направлялись. Пока я размышлял над этим, мы довольно резко остановились, как бывает, например, когда на дорогу выходит человек и направляет на тебя АК-47. Есть более дружелюбные способы поймать попутку, но я полагаю, что в зоне боевых действий вместо отставленных больших пальцев и принято использовать пули и оружейные стволы.

Наш автостопщик оказался боснийским солдатом, которому надоело ходить пешком, и которому нужно было подняться на подножие горы. Он болтал на боснийском, и мы с ним уже почти понимали друг друга на языке жестов, к моменту, когда настало время прощаться. Он растворился в темноте, и около 5.30 утра мы начали долгий путь, ползя по извилистой горной тропе к вершине.

– Ты ездил туда раньше? – спросил я водителя.

– Нет. Первый раз.

Я решил его не отвлекать. Дорожка из гравия и грязи зловеще изогнулась, и огни фар вперились в темноту над обрывом. В некоторых местах на этом пути запросто можно было сверзиться вниз.

– Некоторые ребята делают это без света, – сказал он, как нечто само собой разумеющееся.

Я ничего не ответил. Он выключил фары.

– Вот что я скажу, – промолвил я. – Как насчет того, чтобы снова их включить?

Какую же историю рассказали эти фары. Мы ехали в предрассветном сумраке, сквозь группы боснийских солдат, возвращавшихся домой. Фары освещали ряды сосен, и я помню, что думал о том, насколько же красивым было это место и, может быть, будет снова, если когда-нибудь наступит мир. Через каждые сто ярдов можно было видеть военную драму: две белые машины скорой помощи, окна выбиты, в дверях пулевые отверстия, по бокам стекает кровь; самосвал, полный полуодетых бойцов с пластиковыми пакетами, устало возвращающихся в то, что осталось от их города.

Мы были на вершине горы. Перестрелка закончилась и, как и во всем, что касалось этой сумасшедшей войны, кто мог знать, что случилось и кто победил? Ответ на оба вопроса: никто.

Наконец мы остановились в заснеженном лесу. Трасса изогнулась влево, вниз по крутому склону в направлении Сараево и линии фронта. Впереди стоял небольшой фургон на деревянных сваях, дым валил из дровяной печи. Поперек дороги висел одинокий провод телефонной линии, соединявший этот сарай с каким-то другим местом. Мы прибыли на контрольно-пропускной пункт боснийской армии Браво 1.