История Крыма и Севастополя. От Потемкина до наших дней - Мунго Мелвин

По всей видимости, Бергойн уже какое-то время размышлял о нуждах длительной осады и связывал необходимость подготовки к ней с захватом наиболее подходящей местности и базы для ее осуществления. В его переписке можно найти подтверждение, что идея атаки на Севастополь с юга начала оформляться задолго до высадки союзников в Крыму. Есть свидетельства, что инженерные войска еще до переброски в Крым начали готовиться к осаде, накапливая необходимые материалы, такие как бревна, поблизости от порта Варна[447]. 29 августа 1854 г. Бергойн писал: «Атаку на Севастополь в настоящее время следует считать самым безнадежным предприятием»[448]. Но, предполагая, что такая операция может быть осуществлена, он считал, что «значительное преимущество будет обеспечено использованием маленькой гавани Балаклавы и, возможно, одной из бухт в окрестностях мыса Херсонес для выгрузки осадной артиллерии и материалов, которые гораздо удобнее открытого берега на севере». Не менее важно, полагал он, что «с [южной стороны] также есть вероятность найти места для батарей, которые с большого расстояния смогут нанести чрезвычайно большой урон вражеским кораблям в военно-морском порту и в доках». «Судя по всему, — заключал он, — желательно по возможности продвигаться по этой стороне, а не останавливаться на севере для осады Константиновского форта»[449]. Нам неизвестно, кому Бергойн передал свой меморандум и передал ли вообще, но совершенно очевидно, что его предложение флангового марша было сформулировано до сражения на Альме, а не сразу после него.

В официальной истории инженерных войск Великобритании говорится, что «лорд Раглан увидел убедительность аргументов и ценность совета [Бергойна] [от 21 сентября], но беспокоился, что маршал Сент-Арно выскажет свое мнение раньше его»[450]. Несмотря на то что французский маршал согласился с Бергойном, офицеры британского и французского штабов возражали, напомнив главнокомандующим, что «общий план кампании состоит во внезапной высадке и решительном сражении, а в случае успеха последующем стремительном ударе для захвата крепости»[451]. Они видели опасность отказа от идеи стремительного рейда в пользу более продолжительной кампании[452].

Кинглейк придерживается несколько иной точки зрения, предполагая, что критика Сент-Арно в первую очередь касалась попытки не устраивать осаду Звездного форта, а атаковать его с марша. Его сомнения были истолкованы как отказ от общей идеи атаковать Севастополь с севера[453]. Если эта интерпретация событий верна, то главнокомандующие союзными войсками по молчаливому согласию приняли решение отказаться от первоначального плана, предполагавшего стремительный рейд. Тем не менее возможные последствия были ясны всем присутствовавшим. Сэр Эдмунд Лайонс писал, что предложение Бергойна представляло собой «стратегию, но мы были не в состоянии провести стратегическую операцию. Мы пришли сюда для решительного удара, а это стратегия»[454].

Сегодня стратегию можно определить как «образ действия, объединяющий цели, способы и средства для достижения политических задач»[455]. С этой точки зрения союзники в сентябре 1854 г. не обладали ни способами, ни средствами для длительной осады, не говоря уже о том, чтобы предпринять ее в конце года. Таким образом, принятый оперативный подход (в сущности, план Бергойна) был глубоко ошибочен, если только союзники в скором времени не получат серьезные подкрепления в живой силе и вооружении. А поскольку подкрепления были недоступны, их не следовало учитывать при планировании операции. Однако в то время союзники предполагали, что Севастополь падет после непродолжительной бомбардировки, и поэтому не учитывали ограничения по времени. После победы на Альме войска заразились необоснованным оптимизмом. Джеймс Патулло в письме домой от 28 сентября выражал уверенность, «что за несколько дней все закончится, и мое следующее письмо может быть уже из Севастополя»[456].

Аргументы Бергойна предполагали, что сосредоточенная атака на город невозможна. Эта оценка отражена и в других источниках того времени, в том числе в мнении капитана Х. К. Эльфинстона, автора первой части рассказа о действиях инженерных войск во время Крымской кампании. Он утверждал, что «разделение двух частей Севастопольской бухты настолько полное, что силы, атакующие одну сторону, никак не смогут оказать быструю помощь силам, осаждающим другую», и что «захват одной из сторон вовсе не означает падение другой»[457]. На Раглана и Сент-Арно оказывалось политическое давление с целью начать экспедицию в Крым как можно раньше, и поэтому вся операция задумывалась просто как быстрый рейд против Севастополя. Несмотря на пророческие возражения Бергойна и Тилдена, озвученные до осады города, Эльфинстон подчеркивает серьезный ограничивающий фактор, действовавший с самой высадки и до окончания кампании, — нехватка наземных сил, от которой особенно страдали британцы. «Для осуществления одновременных атак с обеих сторон [Севастополя], — заявлял он, — требовалось гораздо больше сил, чем имели в своем распоряжении союзники». Таким образом, «им оставалось выбрать одно из двух направлений»[458]. Бергойн был достаточно опытным солдатом, чтобы осознавать эту проблему. Поэтому он не рекомендовал очевидный вариант разделения сил союзников между севером и югом. Он предложил сосредоточить все ограниченные ресурсы армии на атаке Севастополя с юга. Приняв его план, который он убедительно аргументировал, Сент-Арно и Раглан упустили из виду первоначальную стратегическую идею. Они проигнорировали желаемый результат и временные рамки экспедиции: британское правительство надеялось, что кампания успешно завершится в течение шести недель. Возможно, они выдавали желаемое за действительное, планируя такую короткую операцию в Крыму, но удивительно то, что союзники даже не попытались предпринять быструю атаку с марша на северную часть Севастополя, прежде чем решиться на фланговый марш и последующую осаду. Ничего не предпринимая, они в результате ничего не потеряли и не приобрели.