Огнем и броней - Сергей Лысак

Легкий ветерок подергивает рябью поверхность Венесуэльского залива. Небо частично затянуто облаками, и луна еще не взошла. Силуэты двух кораблей, стоящих на якоре неподалеку друг от друга, смутно угадываются в темноте, и лишь их огни ярко горят в ночи. На берегу же и в море нет ни одного огонька. Это место в восточной части залива очень редко посещается кораблями, а берег незаселен и покрыт джунглями, откуда сейчас и доносятся запахи тропического леса. Вокруг стоит тишина, и создается впечатление, что жизнь здесь замерла до утра. Но вот на палубе фрегата «Сан-Аугустин» начинается шевеление. Одна за другой спускаются на воду шлюпки, и в них занимают места вооруженные до зубов солдаты. Шлюпки отходят от борта и, прикрываясь корпусом фрегата, чтобы их случайно не заметили с корабля пришельцев, исчезают в ночи. «Сан-Аугустин» же продолжает безмятежно стоять на якоре, как ни в чем не бывало. Теперь остается только ждать. От капитана Хуана Франсиско Саэнса больше ничего не зависит. Все, что мог, он сделал. Теперь вся надежда на солдат испанской пехоты.

Капитан Саэнс, все офицеры фрегата и отец Фернандо стояли на квартердеке и внимательно вглядывались в темноту. Туда, где стоял возмутитель спокойствия – Железный корабль германцев. Отец Фернандо усердно молился и скрывал свое недовольство. Он, как мог, пытался отговорить Саэнса от этой авантюры и уже много раз пожалел, что разоткровенничался перед капитаном. А тот не стал молчать и рассказал всем остальным офицерам, чем вызвал взрыв благородного негодования. И теперь все сеньоры горели жаждой мести. На слова священника, что это может закончиться очень плохо, никто не обращал внимания. Поэтому отцу Фернандо только и оставалось, что молиться, дабы Господь вовремя вразумил помутившихся рассудком в гневе и отвратил их от этой самоубийственной авантюры, пока еще не стало слишком поздно. Но увы, Господь оставался глух к молитве. И шлюпки фрегата крались в темноте, чтобы занять удобную позицию для атаки.

Впрочем, Саэнс, хоть и поздно, но все же сообразил, что сделал глупость. Весь его план, рожденный в порыве эмоций, был основан исключительно на внезапности нападения и на том, что его людей либо вообще не обнаружат до самого момента начала абордажа, либо обнаружат слишком поздно и не смогут помешать им забраться на палубу. Если же вахтенные на «Карлсруэ» не проспят и обнаружат шлюпки хотя бы за пару сотен ярдов, сразу же сделав правильные выводы, то вполне могут расстрелять шлюпки из пушек. И «Сан-Аугустин» ничем не сможет помочь, так как сам станет для германцев удобной неподвижной мишенью. А рассчитывать на пушки фрегата глупо, учитывая дистанцию между кораблями…

Саэнс, поостыв к вечеру, уже и рад был бы отменить эту авантюру, но офицеры теперь его просто не поймут. Особенно после того, как он четко и подробно изложил план атаки, заверив всех в успехе. И если сейчас пойдет на попятный, то его авторитет будет утерян безвозвратно, и он приобретет репутацию труса и пустопорожнего болтуна. И дернул же его черт за язык!!! Ведь что стоило просто смолчать?! Но кое-какие меры предосторожности Саэнс все же принял. Небольшой командирский ялик был спущен на воду и стоял под бортом с противоположной стороны от германцев, а гребцы заняли места. Если что, спускать его будет некогда. Впервые сеньор Саэнс осознал, что морская война – это не только богатые трофеи, слава, почет и милости короля. Здесь еще иногда убивают. До этого ему не пришлось принимать участия ни в одном морском бою, и на должность командира фрегата, отправляющегося в Новый Свет, он выдвинулся исключительно благодаря знатному происхождению и связям, не обладая ни нужным морским опытом, ни знаниями. Когда фрегат покидал Кадис, дону Хуану мерещились сказочные богатства Нового Света, богатые трофеи, почет и слава. Реальность оказалась несколько иной. И вот теперь вообще все повисло на волоске. Зато, если повезет… Дабы отвлечься от тревожных мыслей в ожидании начала атаки, Саэнс стал думать о том, что может быть, если он приведет «Карлсруэ» в порт в качестве трофея. Перспективы открывались просто захватывающие…

Между тем, время шло и шлюпки должны уже были быть на подходе к цели. С палубы «Сан-Аугустина» внимательно наблюдали, но пока все было тихо. Это значит, что нападающих до сих пор не обнаружили. Но неожиданно в ночи вспыхнули два ярких луча света. Они шли от корабля германцев в сторону берега и опустились чуть ниже, уперевшись в воду. На «Сан-Аугустине» все замерли, пораженные увиденным. В ярких лучах, как днем, были хорошо видны четыре шлюпки, переполненные вооруженными людьми, которые от страха побросали весла. Некоторые закрывали глаза от слепящего света, а некоторые в ужасе прыгали за борт. Между ближайшей шлюпкой и германским кораблем было около сотни ярдов. И тут загремели выстрелы. Не такие, к которым привыкли моряки «Сан-Аугустина». А какие-то резкие, сухие, причем шли они практически без перерыва. Создавалось впечатление, что стреляет очень много людей друг за другом через ничтожно малые промежутки времени. Саэнс и остальные с ужасом смотрели на происходящее. Люди в шлюпке как будто выкашивались невидимой косой и падали, а от самой шлюпки во все стороны летели щепки. Тут в ночи громыхнул гораздо более громкий выстрел, и на месте второй шлюпки вздыбился столб воды, а спустя мгновение долетел грохот сильного взрыва. Вслед за этим прогремели еще два выстрела, разнеся вдребезги оставшиеся шлюпки вместе с людьми. Первая, изрешеченная пулями, уже нахлебалась воды по самый планширь, и вряд ли в ней остался кто-нибудь живой. На палубе «Сан-Аугустина» потрясенно молчали. Менее, чем за пару минут от большого отряда опытных и хорошо вооруженных солдат не осталось ничего…

Но, как оказалось, еще ничего не закончилось. Все только начиналось. Световые лучи с германского корабля пришли в движение и уперлись в «Сан-Аугустин», заставив всех, находившихся на палубе, в ужасе спрятаться за фальшборт, спасаясь от дьявольского слепящего света. И в то же мгновение фрегат содрогнулся от взрыва, а вверх взлетели деревянные обломки. Ничего удивительного в этом не было. Германцы прекрасно поняли, кто виновник ночного происшествия, и намеревались решить проблему радикальным образом.

Саэнс быстро пришел в себя и понял, что «Сан-Аугустин» тонет. Снизу доносились крики, и на палубу хлынула перепуганная команда. Из сумбурного объяснения стало ясно, что борт сильно разворочен в районе ватерлинии и фрегат быстро погружается. Поскольку оставаться на борту и дальше не было никакого смысла, капитан бросился к трапу, надеясь спастись на ялике. Но его опередила обезумевшая от ужаса толпа. Ялик перевернулся, и в воде началась настоящая свалка. Тут громыхнул второй взрыв, разметавший выскочивших на палубу людей. Чудом уцелевший при взрыве Саэнс сообразил, что если будет оставаться на палубе фрегата и дальше, то это может закончиться плохо для его здоровья. Поэтому, подхватив крупный обломок дерева, прыгнул за борт. В конце концов, вода теплая, погода тихая, а до берега недалеко. Сначала нужно спастись, а потом уже думать, что делать дальше.

Сколько прошло времени, Саэнс не знал. Выбившись из сил, он бы давно утонул, если бы не предусмотрительно взятый деревянный обломок и то, что стояла тихая погода. Хорошо, хоть с ориентировкой не возникло проблем – темная полоска берега была хорошо видна. Вокруг одно время были слышны голоса тех, кому удалось покинуть гибнущий «Сан-Аугустин», но вскоре они затихли и Саэнс остался один. И вот наконец его ноги нащупали дно. Шатаясь от усталости, он выбрался на берег и в изнеможении упал на прибрежный песок. Сил не было даже на то, чтобы поблагодарить Господа за чудесное спасение. Совсем рядом темной стеной стоял тропический лес, наполненный характерным шумом и живущий своей жизнью.