Паренек из Уайтчепела - Евгения Бергер

Джек, все еще удивленный неожиданной этой встречей, не знал, что ответить, и Грир, должно быть, соскучившись по человеческому общению, продолжил свой монолог:

– Э, молчишь, понимаю, я для тебя дикий американец, привыкший махать револьвером. Презренный убийца, жалкий тип, не достойный внимания... – Он присел на полено у очага и, помолчав, хлопнул себя по коленке: – Что ж, дикарь я и есть, – согласился вдруг, – самый всамделишный из дикарей. Ты не знал, ясное дело, а я ведь полжизни провел с индейцами сиу. Да-да, самыми настоящими сиу… Ох, и славные же это ребята: живут простой, скромной жизнью и на поверку, бьюсь об заклад, они счастливее многих богатеньких лордов с Мэйфера. Мне у них нравилось, – признался Грир с мечтательной полуулыбкой, – днем рыбалка или охота днем, ночью – красивая скво, согревающая постель. У меня ведь даже жена была, Джек – Амэдэхи, «лесная вода», так ее звали – ох, и красивая же она была женщина, дух захватывало. Черноволосая, стройная, текучая, словно лесной ручеек. Я в нее с первого взгляда влюбился... Веришь, в груди защемило? Жарко сделалось прямо вот здесь, – он ткнул себя кулаком в солнечное сплетение. – Вождь отдал мне её за четыре бобровые шкурки и бутылку ямайского рома.

Грир помешал угли в очаге и продолжил, не глядя на Джека:

– Нам хорошо с ней жилось, много лучше, чем некоторым другим, да вот захворала она как-то зимой, так захворала, что тамошнему шаману, какие б молитвы и заговоры он ни творил, не удалось ее вылечить: померла моя Амэдэхи, и эти глупые сиу прогнали меня из своего племени. Сказали, из-за меня духи осерчали на Амэдэхи, вот и не дали ей исцеления. – Грир вздохнул: – Я часто ее вспоминаю, Джек. Сердце ноет, так ноет... – Он снова постучал по груди. – Я хоть и дикарь, тоже чувства имею.

Рассказы Грира о трапперстве и жизни среди индейских племен казались Джеку занимательной сказкой, не больше, – сам он не видел подобного никогда и вряд ли когда-то увидит. Но слушать было весьма любопытно…

– Ты, верно, считаешь, мне и братца своего заблудшего было не жаль, – снова заговорил Эмос Грир, помешивая угли в костре. – Жаль. Очень жаль, – признался он с грустью. – Я ведь только на чистую воду его хотел вывести... Видно, зависть меня одолела, а еще больше обида: он, будь оно все неладно, мог бы и меня, согласись, позвать в свою новую жизнь. Да вот хотя бы садовником... – И усмехнулся: – Нет, садовник из меня вышел бы никудышный, а вот охотиться в здешних местах я мог бы на славу. Кроликов здесь, что тех тараканов... А какие олени, одно загляденье! Эх, Роберт, Роберт, ты и так пожил дольше, чем предрекали заумники-доктора... – вздохнул он, – и все же мне жаль, что так получилось.

И тогда Джек осведомился:

– А настоящий мистер Чендлер, что сталось с ним, вам известно?

Грир глянул на парня невидящими глазами: глядел скорее в себя, чем на него, в события прошлого.

– Не скажу точно, – дёрнул плечами, – но, направляясь однажды по дороге в Нью-Йорк, я забрел с ночевкой в таверну близ Тоттенхэма, там и услышал о найденном в полях трупе с проломленной головой. Тамошние схоронили его на местном кладбище, и до сих пор за пинтой пива гадали, кем был тот безымянный бедняга. Уж больно их занимал этот факт… В глубинке любое событие, знаешь ли, помнится долго, просто от скуки. – Рассказчик провел рукой по своей бороде. – Тогда я еще не придал этому факту значения, но несколько позже, узнав у бывшей миссис Грир все обстоятельства их с братом скоропалительного развода, и его отплытия в Англию, сопоставил одно с другим и пришел к определенному выводу...

– Что ваш брат не просто убил мистера Чендлера, но и присвоил себе его деньги и личность?

– Вот видишь, – хмыкнул мужчина, – ты тоже неплохо соображаешь.

Грир в своем меховом полушубке и с отросшей, окладистой бородой действительно походил на Снежного человека. И Джеку казалось, он беседует с чужаком, а не с «констеблем Нилом Саймоном», так симпатичным ему в Чендлер-мэноре. Но и страха к нему не испытывал…

У стены он заметил конструкции из дерева и веревок, похожие на теннисные ракетки.

– Так вы так тут и живите с тех самых пор, как ушли из имения? – спросил он.

– С тех самых пор, – подтвердил мнимый бигфут. – Идти мне особо некуда было, вот я тут и засел. А это индейские снегоступы, – указал головой на странные приспособления, – смастерил, чтобы в город наведываться. – И улыбнулся, задорно, почти как ребенок: – Вот уж не думал, что обнаруженные следы наведут местных жителей на легенду о йети. Я поначалу и сам испугался, – признался с той же улыбкой, – а смекнув что к чему, только развеселился… Да и на руку мне пошел этот слух: к пещерам и так никто не совался, а тут и вовсе седьмой стороной стали их обходить. Забавно вышло, как ни крути!

Джек опять огляделся вокруг, особенно в черный зев, уводящий в недра подземных туннелей.

– Как вы ориентируетесь в туннелях? – осведомился с искренним любопытством.

Грир подмигнул с лукавой улыбкой, и морщины сделали его лицо мягче.

– Чутье, парень. Чуть е и ничего больше! – сказал он и приложил палец к кончику носа. – Проживи с мое бок о бок с индейцами, и научишься понимать окружающую природы не хуже меня... – И продолжил: – Я ведь когда покинул поместье, вернулся сюда за своими вещами, припрятанными в пещере. Денег на тот момент у меня было немного – на билет до Америки точно бы не хватило! – и я принял решение пожить на природе: все дешевле, чем в том же трактире, да и соскучился я по простой жизни. Вот хотя бы по костерку этому, – он потыкал палкой в огонь, – по тюфяку из соломы да...

– … По чужому имуществу, присвоенному запросто так, – заключил Джек осуждающим тоном.

Грир провел ладонью по своей окладистой бороде.

– Так это только по необходимости, парень, – произнес, ничуть не смутившись. – И животное убивает, коли голодно, сам знаешь... А мне бы домой воротиться – дикие прерии и протоки Миссури