Олимп - Дэн Симмонс

– Почему… сейчас-то? – сетует он, сотрясаясь от рыданий. – И почему… она?

– Всему виною проклятие, наложенное на тебя повелительницей похоти Афродитой, – говорит богиня и не торопясь обходит мужеубийцу, поверженного коня и царицу, так чтобы кратковечный мог взирать на неё, не оборачиваясь нарочно. – Это она со своим распутным братцем Аресом вечно противилась твоим желаниям, отнимала друзей, отравляла каждую радость. Это она прикончила Патрокла восемь месяцев назад и унесла бездыханное тело.

– Но… Я же был там… Я видел…

– Ты видел богиню любви в моём обличье, – перебивает Паллада. – Думаешь, мы не умеем перевоплощаться в кого захотим? Хочешь, я сейчас же приму вид Пентесилеи, и ты утолишь свою похоть не с мёртвой, а с очень даже живой красавицей?

Ахиллес в изумлении разевает рот.

– Афродита… – произносит он минуту спустя, словно выплёвывает ругательство. – Убью суку. Афина тонко улыбается.

– Давно пора было совершить сей в высшей степени достойный поступок, о быстроногий Пелид. Позволь я дам тебе кое-что.

В её ладони возникает маленький, украшенный драгоценными камнями клинок.

Бережно переложив любимую на правую руку, ахеец принимает подарок левой.

– Ну и что это?

– Кинжал.

– Сам вижу, что кинжал! – рычит Ахиллес, невзирая на бессмертный ранг собеседницы, третьерожденной среди богов, дщери верховного Зевса. – Клянусь Аидом, разве недостаточно мне собственного меча и большого ножа для разделки мяса? Забери свою игрушку обратно.

– Но этот клинок особый, – говорит Афина. – Им ты сможешь убить даже бога.

– Я и с обычным оружием резал их дюжинами.

– Резал, верно, – кивает Паллада. – Но только не лишал жизни. Моё лезвие способно причинить олимпийской плоти столько же вреда, сколько твой жалкий меч – какому-нибудь кратковечному.

Герой поднимается, с лёгкостью переместив тело царицы на плечо. Теперь клинок сверкает у него в правой руке.

– С какой, интересно, радости ты даёшь мне сей щедрый подарок? Долгие месяцы наши стороны воевали друг с другом, и вдруг ты предлагаешь себя в союзницы?

– На то есть свои причины, сын Пелея. Где Хокенберри?

– Хокенберри?

– Да, этот бывший схолиаст, а ныне тайный лазутчик Афродиты, – произносит бессмертная. – Он ещё жив? Мне нужно потолковать с этим смертным, но я до сих пор не знаю, где его искать. С недавнего времени защитное поле моравеков не даёт божественным взорам видеть, как прежде.

Ахиллес озирается и удивлённо моргает; кажется, он лишь теперь заметил, что стал единственным из живых людей, кто задержался на красной равнине Марса.

– Хокенберри был здесь пару минут назад. Мы разговаривали как раз перед тем, как я… её… пронзил… – Из глаз мужчины снова бегут потоки слез.

– Жду, не дождусь, когда мы с ним снова встретимся, – бормочет Паллада себе под нос. – Настал день расплаты, которого кратковечный так долго мечтал избежать.

Протянув могучую, стройную руку, она поднимает лицо героя за подбородок и смотрит прямо в глаза.

– Желаешь ли ты, о Пелеев сын, увидеть эту женщину… вернее, амазонку… живой и к тому же своей невестой? Ахиллес округляет глаза.

– Я желаю только избавиться от любовных чар, богиня. Паллада качает головой, облечённой в золотой шлем. Багровое солнце окутывает блеском её доспехи.

– Феромоны вынесли приговор, и он окончателен. Дышит она или нет, Пентесилея – твоя первая и последняя страсть в этой жизни. Так хочешь ли ты получить её невредимой?

– Да!!!– кричит сын Пелея и шагает вперёд, с любимой женщиной на плече и безумным блеском в очах. – Воскреси мне её!

– Никому из богов и богинь это, увы, не под силу, – печально молвит Афина. – Помнишь, как ты однажды сам говорил Одиссею: дескать, можно, что хочешь, добыть – и коров, и овец густорунных, можно купить золотые треноги, коней златогривых, – жизнь же назад получить невозможно (заметь, ни мужу, ни женщине, о быстроногий); её не добудешь и не поймаешь, когда чрез ограду зубов улетела[25]. Даже верховный Зевс не имеет власти над ужасными вратами смерти, Ахилл.

– Тогда какого хрена ты здесь обещаешь? – рявкает мужеубийца.

Ярость клокочет в нём наравне с любовью – они точно масло и вода, точно пламя и… нет, не лёд, но другой вид огня. Грек чересчур проникается этой самой яростью и чересчур крепко сжимает в руке кинжал, пригодный для разделывания богов и богинь. Он даже суёт оружие за широкий пояс – так, от греха подальше.

– Вернуть Пентесилею из мёртвых можно, – продолжает Афина. – Только не в моих это силах. Я могу лишь окропить её тело особой амброзией, избавляющей от любого тлена. Покойная навеки сохранит и нежный румянец на щеках, и еле заметную толику живого тепла, что угасает сейчас под твоими пальцами. Её красота никогда не увянет.

– А мне-то что проку? – гаркает быстроногий. – Ты что, и вправду принимаешь меня за поганого некрофила?

– Ну, это уж твоё личное дело. – Собеседница скабрезно подмигивает, и рука Пелида снова тянется к подаренному клинку.

– Но если ты у нас – человек действия, – продолжает бессмертная, – полагаю, тебе не составит большого труда вознести любимую на вершину Олимпа. Там, у самого озера, располагается огромное здание, в котором – это и есть наш секрет – в прозрачных, наполненных некоей жидкостью баках чуждые этому миру создания залечивают все наши раны, любые повреждения, возвращая улетевшую жизнь, по твоему же удачному выражению, обратно за ограду зубов.

Герой поворачивается, измеряет взглядом внушительную гору, блистающую в солнечных лучах. Ей нет конца. Вершина теряется где-то за облаками. Крутые скалы у подножия – всего лишь безобидное начало, подступ к исполинскому массиву – и сами не ниже четырнадцати тысяч футов.

– Значит, на Олимп… – задумчиво произносит Ахилл.

– Раньше там был эскалатор… Ну, лестница такая, – поясняет Афина, указывая долгим копьём. – Видишь вон те развалины? По ним добираться по-прежнему проще всего.

– Но мне придётся сражаться на каждом шагу, – жутко ухмыляется кратковечный. – Мы ведь ещё воюем с богами. Паллада сверкает зубами в ответ.

– Богов сейчас занимают междоусобные битвы, сын Пелея. К тому же все в курсе, что Брано-Дыра захлопнулась и смертные больше не угрожают Олимпу. Могу поспорить, никто тебя не заметит и не помешает в пути. А вот когда окажешься на месте, бессмертные, пожалуй, забьют тревогу.

– Афродита, – шипит быстроногий мужеубийца.

– Да, она непременно там будет. И ещё Арес. Создатели маленькой преисподней, в которой ты сейчас очутился. Дозволяю тебе прикончить обоих. А за свою поддержку, милость и чудесную амброзию я попрошу лишь об одной услуге.