Инфернальный реквием - Петер Фехервари

– Машинный дух генераториума… не… неспокоен, – запинаясь, доложила Бугаева подошедшей к ней палатине.

– Посмотри на меня, Бугаева Кролок.

Скрипучий хрип Бхатори болезненно резанул слух сестры:

– Госпожа… я…

– Повинуйся мне.

Немедленно исполнив приказ, Бугаева выпучила глаза: она рассмотрела, в каком жутком состоянии находится палатина. В животе Бхатори зияла воронка, от правой руки остался только неровный обрубок с торчащей костью, но остолбенела Кролок даже не поэтому. Сквозь трещины в круглых глазных линзах струился желчный свет, который озарял лицо, лоснящееся от слизи. Челюсти застыли в широкой ухмылке, из-под оттянутых губ выступали почерневшие зубы, а между ними ползали бессчисленные одутловатые личинки. Некоторые уже порхали во рту на крошечных крыльях.

– Мы создаем то, чего ищем, – провозгласила палатина. Слова с клокотанием вырывались из ее глотки, не тревожа губ.

– Госпожа…

Взмахнув уцелевшей рукой со стальными ногтями, Бхатори рассекла сестре горло, словно ножами. На лицо палатине попали брызги крови, привлекшие мух из ее разинутого рта. Бугаева упала на колени, пытаясь зажать рану.

– Простите… меня… – забулькала она, не сомневаясь, что ее карают за какую-нибудь ужасную ошибку.

Руки Кролок разжались и безжизненно распрямились, а следом рухнула и она сама.

– Тебя ждет перерождение, сестра, – пообещала Бхатори, переступая через нее.

«Перерождение…» – повторила Бугаева, цепляясь за эту надежду, пока мухи жадно слетались к ее глотке. Сквозь их жужжание Кролок услышала лязг, с которым распахнули дверцу одной из спящих, и поняла, что не будет одинока в новой жизни.

Возможно, они с сестрой Энкель даже подружатся.

– Подьем, абордажники! – скомандовал Лемарш, крупным шагом входя в палату роты «Темная звезда».

Как и во всем остальном госпитале, главное освещение здесь вырубилось, однако автономные лампы возле кроватей пока что не подпускали тени.

– Спаяны кровью, закрыты от пустоты! – гремел комиссар. – У нас прорыв!

Шатавшиеся по палате гвардейцы услышали кодовое слово и немедленно перешли в режим боеготовности. Прекратив галдеж, все достаточно здоровые солдаты бросились к Ичукву с настороженными взглядами, выхватывая спрятанные кинжалы. Разведчик Номек даже вытащил болт-пистолет модели «Экзордио», хотя Лемарш понятия не имел, где и как боец умудрялся скрывать оружие все эти месяцы. С формальной точки зрения он совершил дисциплинарный проступок, но с наказанием придется подождать.

– Что все это значит, комиссар? – требовательно спросила старшая матерь Соланис, шагая к Ичукву.

Ее сопровождали три сестры-госпитальера.

– Приношу извинения, – вежливо ответил Лемарш, доставая собственное оружие из кармана шинели. – У меня есть основания полагать, что наша безопасность под угрозой.

– Просто смехотворно… – Соланис осеклась, узнав бронзовый лазпистолет в руке политофицера. – Как вы достали это оружие, комиссар?

– Заботами Бога-Императора, сестра.

– Какой позор! – воскликнула она. – Я должна известить палатину.

– Безусловно, но чуть попозже. – Ичукву направил пистолет на нее. – Сначала я как следует вооружу моих бойцов.

– Вы готовы застрелить дочь Трона?

– Мне бы очень этого не хотелось. Теперь, моя госпожа, будьте любезны отойти в сторону.

– Комиссар, тут явно есть недоразумение, да, – запротестовал ошеломленный Зеврай. – Добрые сестры…

– Молчать, абордажник! – гаркнул лейтенант Райсс. Встав рядом с Лемаршем, он повернулся к подчиненным. – Спаяны кровью!

– Закрыты от пустоты! – отозвались гвардейцы.

Точнее, большинство из них.

– Он не из наших, – буркнул Зеврай, указывая на комиссара.

– Я один из вас, – честно сказал Ичукву. – И уже давно, Чингиз Зеврай. Знай, что я поступаю так во имя Императора.

– Здесь что-то совсем не так, Дьякон, – обратился Сантино к своему оппоненту. Из его голоса исчезли насмешливые нотки. – Сейчас не время ныть.

Расценив молчание Чингиза как повиновение, Лемарш снова обернулся к Соланис:

– Почему пропало освещение?

До вечера оставалось еще несколько часов, но здание уже погрузилось в сумрак.

– Отказ энергопитания, – холодно произнесла госпитальер. – Нашего технопровидца отправили в подвал умасливать дух генераториума.

«Он не вернется, – решил комиссар. – Отключение произошло не случайно».

Его мыслям опять сопутствовала спокойная ясность, так надолго его покидавшая. Ичукву буквально ожил, предвкушая схватку. Он заметил, что бойцы испытывают то же самое облегчение: после месяцев безделья и неопределенного беспокойства они вновь стали солдатами. Этого не скрывали даже просторные белые пижамы и сандалии. Семнадцать пациентов уже стояли на ногах, а еще пять могли хотя бы ползти и метко стрелять. Да, немного, но ведь абордажники – не обычные гвардейцы.

– Матерь Соланис, вы сопроводите меня в оружейную, – велел Лемарш. – Отделение «красных», за мной! «Синим» взять палату под охрану. «Зеленым» патрулировать соседние коридоры, но особо не высовываться.

Комиссар уже давно распределил ходячих больных по новым боевым звеньям. Чутье подсказало ему, что однажды это пригодится.

– Лейтенант Райсс, здесь командуете вы, – продолжил он. – Номек, твое оружие!

Седой разведчик с волчьей ухмылкой передал Ичукву болт-пистолет, явно радуясь, что его проступок оказался полезным. Лемарш, в свою очередь, вручил Райссу лазпистолет и восстановил тем самым надлежащий порядок вещей.

– Мы правильно делаем, сэр? – прошептал офицер, взяв оружие.

– Иначе нельзя, лейтенант. И еще одно: если сержант-абордажник вернется… будьте начеку.

– Не понимаю, сэр.

«Я тоже», – признал про себя Ичукву, вспомнив голос, что скрежетал в вокс-канале.

– Возможно, лейтенант, он сильно изменился.

– Я отрекаюсь от тебя, брат, – произнес Дозорный.

Сильнее сдавив голову Горящего Мученика, он заставил существо опуститься на колени. Между пальцев Дозорного валил дым – пламенный нимб другого аватара опалил их до костей. Завывая от ярости, Мученик пробовал вырваться: он осыпал грудь врага ударами пылающих кулаков и плевался сгустками огня.

Хотя Дозорный понимал, что другое Воплощение по крайней мере отчасти пробудилось – ведь его способности вышли за грани возможностей их общей создательницы, – это лишь окончательно решило судьбу Мученика. Его душа уже слишком далеко ушла по Пути Черепов, чтобы сменить направление.