Охотничий Дом - Люси Фоли

– Я просто хотела быть твоей подругой.

Понимаю, как это прозвучало. Отчаянно… жалко. Но лгать больше не было смысла. Теперь она все знает. И вот-вот все выйдет наружу.

– Как она выглядела? – спросила я. – Ты уверен, что это была женщина?

Иэн прикрыл глаза. Он очень бледный. Надеюсь, от боли, а не от потери крови, но скорее второе. Я видела так много людей, умерших в «скорой», чьи раны были менее серьезны.

– Иэн, как она выглядела?

– Просто женщина, – пробормотал он. – Просто две женщины.

– Ты же сказал, что все хорошо видел. Какого цвета у нее были волосы?

– Не знаю… может, светлые. Блондинка… наверное. Точно не темные.

У двух женщин, Самиры и Кейти, волосы определенно темные. Со светлыми их никак не перепутаешь.

И вдруг до меня дошло.

– Иэн, ты правда не брал ружье?

– Зачем мне врать? – простонал он. – Теперь вы все знаете. Зачем мне врать про это?

Он прав. Но мне так не хотелось, чтобы это было правдой. Потому что если все так, значит, ружье до сих пор у нее. И, поднявшись сюда, мы совершили страшную ошибку.

Я вышла на улицу. За спиной – шаги Эммы.

– Миранда, пожалуйста, пожалуйста, послушай. Я никогда не хотела ничего плохого.

Я не ответила. Не могла ни смотреть на нее, ни говорить с ней. Ноги сами несли меня прочь. Но куда? Точно не в наш коттедж и не в Охотничий Дом. Я вдруг поняла, что почти бегу к тропе, огибающей озеро. Вроде бы так можно добраться до станции. Во сколько, Хитер говорила, поезд проходит мимо? Да, в шесть утра. Наверное, уже недолго осталось. Меня снова замутило, все-таки я очень пьяная. Что же я буду делать. Ладно, главное, добраться до станции, там видно будет. Сейчас надо просто двигаться.

Я уже бежала под деревьями. Здесь было темнее, но свет луны проникал сквозь ветви, тропа была прекрасно видна. Долог путь до станции, сказал неслышный трезвый голос, но я отогнала эту мысль. Бежать бы так и бежать, вечно. Пьяные же неуязвимы.

В пелене тумана, поднимавшейся от воды, показалось препятствие – мостик через водопад. Давай там поосторожнее.

Внезапно впереди на тропе возникла темная фигура. Мужчина. Со спины не узнать. Весь в черном. Словно клочок, оторвавшийся от ткани ночи. Голову закрывает капюшон, ну вылитая Смерть. Он оглянулся на меня. Потом быстро отпрыгнул с тропы и стал карабкаться вверх по склону, прямо рядом с водопадом. Только тут я заметила маленький домик повыше мостика. Мужчина исчез – похоже, туда и юркнул. Перед мостиком я остановилась. Что, если он набросится на меня? Ему не понравилось, что его заметили. Пьяное марево в голове снова развеялось. От страха.

– Мэнди.

Я обернулась. О господи. Эмма сворачивала с тропы к мостику. Пока я колебалась, она успела меня нагнать.

– Мэнди, – повторила она, задыхаясь. – Я просто хотела быть твоей подругой. Неужели это так ужасно?

– Ты никогда не была мне подругой, – ответила она.

– Не говори так.

– Я терпела тебя только потому, что ты встречалась с Марком. Я бы никогда не стала с тобой дружить. Честно говоря, я всегда считала тебя скучной. Всегда думала, что тебе не хватает глубины. А еще я думала, что ты чересчур заискиваешь. Теперь-то мне все понятно.

Какая страшная боль в груди, будто она залезла туда руками и давит, жмет.

– Ты ведь это не серьезно, да?

– Думаешь? Да нет, я серьезно. – Она улыбнулась. Такое красивое лицо, такое жестокое. – Знаешь, сейчас ты мне больше нравишься. Теперь ты гораздо интереснее. Даже если ты гребаная извращенка.

Жгучая боль.

– Не называй меня так.

– Как? – издевательски переспросила она, как задира на детской площадке. – Гребаной извращенкой?

Откуда-то из темноты выплыла давно похороненная картинка – классная комната, самая популярная девочка года, которая выглядит… да, теперь я вижу… почти как Миранда. Раньше я не сознавала этого. Два лица, одно из воспоминаний, другое передо мной, сливались воедино. Я оттолкнула ту девчонку, двумя руками пихнула в грудь, и она упала спиной в песочницу.

– Боже, мы называем себя лучшими друзьями. Мы остались вместе, а все остальные отпали. Вот только остальные просто оказались умнее. Увидели, что вместе нас держит лишь ненадежное прошлое. Что ж, я сяду в поезд и начну новую жизнь – жизнь, в которой не будет никого из вас. В первую очередь – тебя.

– Не делай этого, Мэнди.

– Не зови меня так. Ты не имеешь на это права. А теперь не будешь ли ты любезна убраться с моста? Вдруг он не выдержит нас двоих.

Я не двинулась.

– Ты не можешь говорить это серьезно, Мэнди. Все, чего я хотела, это быть рядом с тобой, быть частью твоей жизни.

Она взмахнула руками, словно отгоняла мои слова.

– Да просто оставь меня в покое, психопатка.

Это слово. Вспышка. Руки вскинулись сами собой, схватили ее за шею. Она выше меня и сильнее – наверное, благодаря всем этим пилатесам и боксерской гимнастике. Но на моей стороне – внезапность. И я быстрее. Никакого плана у меня не было. Я просто хотела, чтобы она замолчала, чтобы перестала говорить все эти ужасные вещи, ведь я знаю, что она не всерьез. Но она меня разочаровала. Как могла она назвать мои маленькие подарки, мои тщательно продуманные записки делом рук психопатки.

Да она такая же, как все эти взрослые, что когда-то пытались поставить мне диагноз. Но никакая это не психопатия, нет. Личностное расстройство. Вот как называется то, чем – только предположительно – я страдаю.

Но я-то знаю, что это. Что кроется за всеми моими усилиями. За всеми похищенными и возвращенными вещицами, за моей слежкой, за соблазнением Марка, за стараниями проникнуть в их круг.

Любовь. Вот что это.

Не могу сказать, когда я осознала, что она больше не издает ни звука. Что стала вдруг странно тяжелой, вялой, что навалилась на меня всем телом. И я с безотчетным ужасом оттолкнула ее от себя. Как оттолкнула ту девчонку в начальной школе, которая насмехалась надо мной за то, что я одеваюсь, как она, что хожу за ней по пятам. Ничего серьезного, ссадина на локте. Но директриса вызвала моих родителей, и они объявили, что я перехожу в другую школу, раньше чем она успела произнести слово «исключение». Всем было выгодно не поднимать вокруг этого шум.

Только девочка та упала в песочницу.

Я забыла. Клянусь. Я забыла, что мы стоим на краю моста, над замерзшим водопадом. Я смотрела, как она падает – медленно-медленно, голова запрокинута, руки и ноги безвольно болтаются, точно у тряпичной куклы, смешно так, или как крылья мельницы. А потом она растворилась в тумане, исчезла в наступившей тишине.