Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - Ахмед Рашид

В этот период (с 1991 по 1995 годы) США игнорировали Таджикистан с его гражданской войной, а Туркменистан и Узбекистан с их диктаторскими режимами находились, с точки зрения госдепартамента США, за гранью приличия. До тех пор пока политику в отношении бывшего Советского Союза определял русофил, заместитель госсекретаря Строуб Талбот, Вашингтон не рисковал противоречить Москве и бросать вызов ее интересам в Средней Азии. Задачей Талбота было вовлечь Россию в НАТО, а не создавать проблемы в русско-американских отношениях, залезая на задворки России.

Однако по мере того как Россия погружалась в хаос, пророссийская политика Талбота начала подвергаться суровой критике со стороны американской внешнеполитической верхушки, еврейского и израильского лобби в Вашингтоне и американских нефтяных компаний. Все они хотели от Соединенных Штатов более разноплановой политики в отношении бывшего Советского Союза. Такой политики, которая позволила бы им воспользоваться ресурсами Каспия, помогла бы прикаспийским государствам утвердить их независимость от России и превратила бы их в союзников Запада. Американские нефтяные компании, бывшие в авангарде проникновения США в регион, хотели получить больше влияния на процесс выработки американской политики.

В начале 1995 года крупнейшие нефтяные компании США для поддержки своих интересов на Каспии создали в Вашингтоне частную группу компаний, добывающих нефть за границей. Unocal входила в эту группу, которая стала вербовать отставных политиков эпохи Буша и Картера, чтобы лоббировать в свою пользу в Вашингтоне.[230] Группа встретилась с Шейлой Хеслин, экспертом по энергетике в Совете национальной безопасности, а впоследствии и с ее боссом, советником по национальной безопасности Сэмюэлем Бергером. Бергер создал межведомственный комитет по политике в отношении Каспия, который включал представителей нескольких министерств и ЦРУ.[231]

Стратегический интерес к Каспию в Вашингтоне и среди американских нефтяных компаний возрастал, и Вашингтон начал относиться к России с пренебрежением. Узбекистан и Туркменистан немедленно оказались в выигрыше. Однажды Вашингтон остановил попытку американских лоббистов продвинуть Ниязова. В марте 1993 года Ниязов нанял бывшего советника по национальной безопасности Александра Хейга и привез его в Вашингтон с тем, чтобы убедить американские компании инвестировать в Туркменистан и смягчить позицию Вашингтона в отношении трубопроводов через Иран. Визит окончился неудачей, Ниязову не удалось встретиться с американским руководством. Но к 1995 году Вашингтон понял, что, отталкивая Ниязова, он не оставляет ему другого выхода, кроме как обратиться к Ирану. Экономическое положение Туркменистана ухудшалось из-за того, что он не мог продавать свой газ. Для Америки проект афганского трубопровода был привлекателен не только тем, что Иран оставался в стороне, но и возможностью обозначить поддержку Туркменистана, Пакистана и Талибана, явно пренебрегая интересами России и Ирана.

США не могли установить стратегический контроль над Средней Азией без помощи Узбекистана, крупнейшего и самого мощного государства региона, единственного, которое могло бы противостоять России. Началось осторожное движение навстречу друг другу. Каримов поддержал натовский план создания Центразбата, против которого решительно высказалась Россия. «Мы не допустим НАТО на нашем заднем дворе. США должны признать Среднюю Азию частью „ближнего зарубежья“ — сферой влияния России», — сердито сказал мне русский дипломат в Ашхабаде в 1997 году.[232] Американские компании стали инвестировать в добычу полезных ископаемых в Узбекистане, и торговля между двумя странами внезапно расцвела, увеличившись восьмикратно в 1997 году в сравнении с 1995 годом. Каримов совершил свой первый визит в Вашингтон в июне 1996 года. «К концу 1995 года Запад, и США в особенности, очевидно, избрали Узбекистан как единственный возможный противовес возрожденному русскому гегемонизму и иранскому влиянию», — пишет доктор Ширин Хантер.[233]

Таким образом, в регионе образовались основы для двух коалиций. США встали на сторону Узбекистана, Туркменистана и Азербайджана, склоняя своих союзников — Израиль, Турцию и Пакистан — инвестировать в них, тогда как Россия сохраняла контроль над Казахстаном, Киргизией и Таджикистаном. Теперь США были готовы выступить против России по мере того, как борьба за ресурсы Каспия накалялась. «Хотя очевидно, что американские политики не хотят русской гегемонии, но последствия этой гегемонии будут намного серьезнее, если Россия получит возможность контролировать доступ Запада к последним из известных запасов нефти и газа, имеющихся в мире. Даже минимальное участие США вызывает максимальное подозрение у русских», — говорит доктор Марта Брилл Олкотт, ведущий американский специалист по Средней Азии.[234]

Я начал расследовать историю, разворачивающуюся пред вами, лишь летом 1996 года. Неожиданный захват Кабула талибами в сентябре 1996 года побудил меня попытаться разобраться с двумя вопросами, озадачивавшими многих западных журналистов. Поддерживают ли американцы Талибан — прямо или косвенно, через своих союзников, Пакистан и Саудовскую Аравию? И что вызвало мощный раскол в регионе между США, Саудовской Аравией, Пакистаном и талибами, с одной стороны, и Ираном, Россией, государствами Средней Азии и Северным Альянсом — с другой? Некоторые сосредотачивали внимание на возрождении старых, времен джихада в Афганистане, связей между ЦРУ и пакистанской разведкой. Мне же стало очевидно, что именно трубопроводы вызвали интерес Вашингтона к талибам, что в свою очередь спровоцировало ответную реакцию России и Ирана.

Но исследование этого вопроса напоминало блуждание в лабиринте, где никто не говорит правды и не раскрывает своих подлинных мотивов или интересов. Работа больше для детектива, чем для журналиста, настолько мало было улик. Даже получить доступ к реальным игрокам было нелегко, поскольку решения принимали не дипломаты или публичные политики, а скрытные сотрудники нефтяных компаний и местных разведок. Самыми скрытными были нефтяники — эта привычка осталась у них после отчаянных войн с конкурентами по всему миру. Открыть, где они собираются бурить, или какой маршрут трубопровода лучше, или даже с кем они обедали час назад, — означало выдать всю игру врагам, нефтяным компаниям-конкурентам.

Руководители Bridas никогда не разговаривали с журналистами, и лишь время от времени публиковали заявления через скромную лондонскую компанию по связям с общественностью. Unocal была более доступна, но ее сотрудники были приучены отвечать мягко и бессодержательно. Но между двумя компаниями существовало одно выраженное различие, которое впоследствии окажет сильное воздействие на их отношения с Талибаном. Bridas была небольшой семейной фирмой, руководители которой получили европейское воспитание и живо интересовались политикой, культурой, историей и личностью тех, с кем они имели дело. Люди из Bridas знали все перипетии Большой игры и взяли на себя труд изучить этнические, племенные и семейные связи вождей, с которыми они встречались.