Талибан. Ислам, нефть и новая Большая игра в Центральной Азии - Ахмед Рашид

Но по мере того, как изменялась американская политика в отношении талибов, то же происходило и с израильской политикой. Талибы предоставили убежище бин Ладену и поощряли торговлю наркотиками. Турция убедила Израиль в том, что Талибан представляет угрозу для безопасности в регионе и может экспортировать исламский фундаментализм в Среднюю Азию. Когда проект Unocal испарился и Израиль понял, с каким отвращением его среднеазиатские союзники и Турция относятся к талибам, Моссад наладила контакты с представителями Северного Альянса. Теперь Израиль был заинтересован в том, чтобы не допустить установления талибами контроля над всем Афганистаном, хотя у него и оставались подозрения в отношении поддерживаемого Ираном Ахмад Шаха Масуда. Как талибы, так и Северный Альянс обвиняли друг друга в получении помощи из Израиля.

После падения цен на нефть в 1999 году Иран оставался тузом в новой Большой игре. Иран обладает вторыми по величине запасами газа в мире и более 99 млрд. баррелей доказанных запасов нефти, он добывает 3,6 млн. баррелей нефти в день. Когда строительство новых трубопроводов было отложено на неопределенный срок, Иран вступил в игру и предложил республикам Средней Азии экспортировать их нефть через свою территорию и Персидский залив. Это обошлось бы в малую долю затрат на строительство турецкого трубопровода, поскольку Иран уже располагал обширной трубопроводной сетью и требовалось лишь соединить ее короткой перемычкой с Азербайджаном. «Иранский путь для среднеазиатской нефти — самый безопасный, экономичный и простой. Для Ирана он обойдется всего в 300 тысяч долларов. Как можно сравнивать это с тремя миллиардами долларов на строительство трубы через Турцию?» — заявил в Тегеране заместитель министра нефтяной промышленности Ирана Али Маджеди.[213] Помимо этого, Иран конкурировал с Туркменистаном по части строительства газопровода в Пакистан и Индию — намного более привлекательный маршрут, поскольку он шел в обход Афганистана.[214]

На первом этапе своей программы Иран предложил обмен среднеазиатской сырой нефти на иранскую. С 1998 года сырая нефть из Казахстана и Туркменистана перевозилась Каспийским морем в иранский порт Нека, где ее перерабатывали для внутреннего потребления. В обмен на это нефтяные компании могли забирать нефть в иранских портах Персидского залива. Поскольку строительство новых трубопроводов откладывалось в долгий ящик, это показалось привлекательным для нефтяных компаний. Несмотря на американское давление, они стали договариваться с Ираном о продолжении обмена. Две американские компании, Chevron и Mobil, располагавшие концессиями в Казахстане и Туркменистане, обратились в мае 1998 года к администрации Клинтона с просьбой разрешить им обмен нефтью с Ираном, что создало большие политические проблемы для Вашингтона и поставило под сомнение продолжение санкций против Ирана.[215]

В конечном счете, строительство трубопровода из Средней Азии в Южную станет безопасным только после окончания гражданской войны в Афганистане. «Для республик Средней Азии Афганистан — источник страха, но в то же время и источник новых возможностей, — сказал мне Лахдар Брахими, спецпредставитель ООН по Афганистану. — Страх происходит из понимания этими молодыми государствами того, что афганский конфликт не может бесконечно оставаться внутри афганских границ. Либо он будет разрешен, либо он распространится на их территорию. Они хотят избежать любых авантюр, исходящих из Кабула, будь то исламский фундаментализм, терроризм или наркотики. Новые возможности обусловлены тем, что странам, не имеющим выхода к морю, хочется не зависеть больше от России, им нужны дороги, нефте- и газопроводы, ведущие на юг. Им нужно ответственное правительство в Кабуле, которое было бы их добрым соседом. Они хотят открыть свои границы, а не закрывать их».[216]

Несмотря на снижение цен на нефть и отчаянное экономическое положение России, борьба между США и Россией будет определять будущую конкуренцию трубопроводов. Россия остается непреклонной в своем нежелании допустить американцев на свой среднеазиатский задний двор. «Мы не можем не замечать шумихи, поднятой в некоторых странах Запада по поводу энергетических ресурсов Каспия. Некоторые хотели бы исключить Россию из игры и нанести удар по ее интересам. Так называемая война трубопроводов в регионе часть этой игры», — сказал президент Борис Ельцин в 1998 году.[217] Добавляя дров в огонь афганского конфликта, Россия поддерживала нестабильность в регионе и находила оправдание своему военному присутствию там.

Теперь[218] США желают стабильности, поскольку беспокоятся о последствиях непрекращающейся афганской войны для их собственной политики в Средней Азии. «Из-за нестабильности в Афганистане и Таджикистане лидеры всех среднеазиатских государств ходят по острию ножа. Их страшит распространение иранского влияния и рост экстремизма и насилия в их странах», — сказал в марте 1999 года Стивен Сестанович, специальный советник госдепартамента США по делам бывшего Советского Союза.[219] Только после прекращения гражданской войны в Афганистане республики Средней Азии и нефтяные компании обретут уверенность, чтобы продвигать вперед проект трубопровода в Южную Азию, — и едва ли это произойдет в ближайшем будущем.

Карлос Бульгерони был первым, кто вывел талибов в большой мир — мир международных финансов, нефтяной политики и новой Большой игры. Этот аргентинец, президент компании Bridas, замыслил провести газопровод от своих туркменских месторождений в Пакистан и Индию. Инфраструктура должна была сыграть роль бинта, стягивая раны войны и создавая возможности для мира не только в Афганистане, но и между Индией и Пакистаном.