Унесенные ветром. Том 2 - Маргарет Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алекс говорит, он видел, как мистер О’Хара летел по улице,точно бык. Он говорит: хозяин ваш тогда будто снова стал прежний — каким был досмерти вашей матушки. Говорит, пьян был в дымину и чертыхался, как сапожник.Алекс говорит: в жизни не слыхал таких ругательств. На пути вашему батюшкепопалась лошадь Алекса: он вскочил на нее, ни слова не говоря, и помчался прочьв клубах пыли, ругаясь на чем свет стоит.
Ну, а мы с Эшли сидели у нас на крыльце — солнце ужеблизилось к закату, — смотрели на дорогу и очень волновались. Мисс Меллилежала у себя наверху и плакала, а нам ничего не хотела сказать. Вдруг слышим,цокот копыт по дороге и кто-то кричит, точно во время охоты на лисиц, и Эшлисказал: «Странное дело! Так обычно кричал мистер О’Хара, когда приезжал верхомнавестить нас до войны!» И тут мы увидели его в дальнем конце выгона. Должнобыть, он перемахнул там через изгородь. И мчался вверх по холму, распевая вовсе горло, точно ему сам черт не брат. Я и не знал, что у вашего батюшки такойголос. Он пел «В коляске с верхом откидным», хлестал лошадь шляпой, и лошадьлетела как шальная. Подскакал он к вершине холма, видим: поводья не натягивает,значит, будет прыгать через изгородь; мы вскочили — до того перепугались,просто жуть, — а он кричит: «Смотри, Эллин! Погляди, как я сейчас этот барьервозьму!» А лошадь у самой изгороди встала как вкопанная — батюшка ваш ей черезголову-то и перелетел. Он совсем не страдал. Когда мы подбежали к нему, он былуже мертвый. Видно, шею себе сломал.
Уилл помолчал, дожидаясь, чтобы она что-то сказала, но так ино дождался. Тогда он тронул вожжи.
— Пошел, Шерман! — сказал он, и лошадь зашагала кдому.
Скарлетт почти не спала в ту ночь. Когда взошла заря и навостоке из-за темных сосен на холмах показалось солнце, она встала со смятойпостели и, сев на стул у окна, опустила усталую голову на руку, — взглядее был устремлен на хлопковые поля, раскинувшиеся за скотным двором и фруктовымсадом Тары. Вокруг стояла тишина, все было такое свежее, росистое, зеленое, ивид хлопковых полей принес успокоение и усладу ее исстрадавшемуся сердцу. Тарана восходе солнца казалась таким любовно ухоженным, мирным поместьем, хотяхозяин его и лежал в гробу. Приземистый курятник был обмазан глиной от крыс иласок, а сверху побелен, как и конюшня. Ряды кукурузы, ярко-желтой тыквы,гороха и репы были тщательно прополоты и аккуратно отгорожены дубовыми кольями.Во фруктовом саду все сорняки были выполоты и под длинными рядами деревьевросли лишь маргаритки. Солнце слегка поблескивало на яблоках и пушистых розовыхперсиках, полускрытых зеленой листвой. А дальше извилистыми рядами стояли кустыхлопчатника, неподвижные и зеленые под золотым от солнца небом. Куры и уткиважно, вперевалку направлялись в поля, где под кустами хлопка, в мягкой,вспаханной земле водились вкусные жирные черви и слизняки, И сердце Скарлеттпреисполнилось теплых чувств к Уиллу, который содержал все это в таком порядке.При всей своей любви к Эшли она понимала, что он, не мог внести в процветаниеТары существенный вклад, — таких результатов мог добиться неплантатор-аристократ, а только трудяга, не знающий устали «маленький фермер»,который любит свою землю. Ведь Тара сейчас была всего лишь двухлошадной фермой,а не барской плантацией былых времен с выгонами, где паслось множество мулов иотличных лошадей, с хлопковыми и кукурузными полями, простиравшимися на сколькохватал глаз. Но все, что у них осталось, было отменное, а настанут лучшиевремена — и можно будет вновь поднять эти акры заброшенной земли, лежавшие подпарами, — земля будет только лучше плодоносить после такого отдыха.
Уилл не просто сумел обработать какую-то часть земель. Онсумел поставить твердый заслон двум врагам плантаторов Джорджии — сосне-сеянцуи зарослям ежевики. Они не проникли исподтишка на огород, на выгон, нахлопковые поля, на лужайку и не разрослись нахально у крыльца Тары, как этобыло на бесчисленном множестве других плантаций по всему штату.
Сердце у Скарлетт замерло, когда она вспомнила, как близкабыла Тара к запустению. Да, они с Уиллом неплохо потрудились. Они сумели выстоятьпротив янки, «саквояжников» и натиска природы. А главное, Уилл сказал, чтотеперь, после того как осенью они соберут хлопок, ей уже не придется посылатьсюда деньги, — если, конечно, какой-нибудь «саквояжник» не позарится наТару и не заставит повысить налоги. Скарлетт понимала, что Уиллу тяжелопридется без ее помощи, но она восхищалась его стремлением к независимости иуважала его за это. Пока он работал на нее, он брал ее деньги, но сейчас, когдаон станет ее шурином и хозяином в доме, он хочет полагаться лишь на собственныесилы. Да, это господь послал ей Уилла.
Порк еще накануне вырыл могилу рядом с могилой Эллин исейчас застыл с лопатой в руке возле горы влажной красной глины, которую емупредстояло скоро сбросить назад в могилу. Скарлетт стояла чуть позади него впятнистой тени сучковатого низкорослого кедра, обрызганная горячим солнцемиюньского утра, и старалась не глядеть на разверстую красную яму. Вот надорожке, ведущей от дома, показались Джим Тарлтон, маленький Хью Манро, АлексФонтейн и младший внук старика Макра — они несли гроб с телом Джералда на двухдубовых досках и двигались медленно и неуклюже. За ними на почтительномрасстоянии беспорядочной толпой следовали соседи и друзья, плохо одетые,молчаливые. Когда они вышли на залитую солнцем дорожку, пересекавшую огород,Порк опустил голову на ручку лопаты и разрыдался, и Скарлетт, поглядев на негопросто так, без любопытства, вдруг с удивлением обнаружила, что в завитках унего па затылке, таких угольно-черных всего несколько месяцев тому назад, когдаона уезжала в Атланту, появилась седина.
Она устало поблагодарила бога за то, что выплакала все слезынакануне и теперь может держаться прямо, с сухими глазами. Ее бесконечнораздражали рыдания Сьюлин, которая стояла сзади, за ее спиной; Скарлетт сжалакулаки — так бы развернулась и смазала по этому распухшему лицу. Ведь это жеона, Сью, — преднамеренно или непреднамеренно, — свела в могилу отца,и ей следовало бы приличия ради держать себя в руках в присутствии возмущенныхсоседей. Ни один человек ни слова не сказал ей в то утро, ни один с сочувствиемне поглядел на нее. Они молча целовали Скарлетт, пожимали ей руку, шепталитеплые слова Кэррин и даже Порку и смотрели сквозь Сьюлин, словно ее и не было.
По их мнению, она не просто довела до гибели своего отца.Она пыталась заставить его предать Юг. Тем самым, в глазах этой мрачной, тесноспаянной группы, она как бы предала их всех, обесчестила. Она прорубила брешь вмонолите, каким было для всего окружающего мира это графство. Своей попыткойполучить деньги у правительства янки она поставила себя в один ряд с«саквояжниками» и подлипалами, врагами куда более ненавистными, чем в своевремя солдаты-янки. Она, женщина из старой, преданной Конфедерации семьи, семьиплантатора, пошла на поклон к врагу и тем самым навлекла позор на каждую семьюв графстве.
Все, кто был на похоронах, невзирая на горе, кипели отвозмущения, а особенно трое: старик Макра, приятель Джералда еще с тех времен,когда тот перебрался сюда из Саванны; бабуля Фонтейн, которая любила Джералда,потому что он был мужем Эллин, и миссис Тарлтон, которая дружила с ним больше,чем с кем-либо из своих соседей, потому что, как она частенько говорила, онединственный во всем графстве способен отличить жеребца от мерина.