«Летучий голландец» Третьего рейха. История рейдера «Атлантис». 1940-1941 - А. Селлвуд

Между прочим, а куда подевалась подводная лодка? К этому времени высказывания ее командира стали уж вовсе непечатными. Наши, кстати, тоже. Хотя в глубине души мы знали, что наше раздражение по большей части вызвано не бегством подлодки, а собственным унизительным положением. Опытные моряки, мы понимали, что маневры «Девоншира» не оставляют свободы действий подлодке.

Сколько потребуется времени, чтобы подозрения англичан переросли в уверенность? Все мы устали от подвешенного состояния, в котором находились, и жаждали хотя бы какой-нибудь развязки. Оглядываясь назад, думаю, здесь вполне можно употребить литературный штамп и сказать, что сцена была «проникнута драматизмом». Но в то время, когда происходили описываемые события, все мы были слишком заняты, чтобы думать о драматических эффектах или проявлять кинематографические эмоции. Следовало подумать о слишком многих насущных делах.

Игра началась ровно в 9.35. Орудийные башни противника озарились яркими красно-желтыми вспышками. Каш, стоявший на палубе, перегнулся через поручни и посмотрел вниз, оскалив зубы в ухмылке.

– Они будут здесь через двадцать секунд, – сообщил он, напоследок щегольнув профессионализмом.

И вот над нами засвистели снаряды, а водная поверхность вокруг неожиданно вздыбилась высокими фонтанами пенных брызг и стальных осколков. Но даже в начавшемся адском шуме был отлично слышан громовой голос Рогге, отдавший приказ:

– Запустить машины! Полный вперед!

«Атлантис» начал двигаться, но снаряды «Девоншира» следовали за ним, постепенно сжимая хватку.

– Поднять боевой флаг! – скомандовал Рогге.

И в последний раз на мачте «Атлантиса» взметнулся красно-бело-черный флаг. В последний бой наш корабль пошел под своими истинными цветами, гордый и непокорный, открыто принявший вызов противника.

Корабль содрогнулся – первое попадание. Я много раз слышал и читал, но впервые ощутил на собственной шкуре, что значит, когда палуба уходит из-под ног, а деревянная обшивка скрипит от непосильной нагрузки.

– Дымовая завеса!

И вокруг нас заклубились едкие клочья белого тумана, постепенно образовывая непрозрачную стену между нами и вражеским крейсером. И все же его снаряды продолжали настигать нас. Мы сделали последнюю отчаянную попытку обмануть противника, резко изменив курс и устремившись на юго-восток. Быть может, если субмарина, которая наверняка где-то поблизости, не может достать крейсер, мы сумеем привести крейсер к субмарине. Но капитан «Девоншира» был слишком умен, чтобы пойти на поводу. Наши маневры оказались бесполезными. В течение нескольких минут дымовой экран служил только как не слишком надежное укрытие для покидающей корабль команды. Ведь прямое попадание означало бы массовую бойню. Должен отметить, что на борту паники не было, матросы занимали места в спасательных шлюпках спокойно, словно отправлялись на очередные учения. Мы в это время поддерживали скорость 1,5 узла, достаточную, чтобы корабль слушался руля и вместе с тем оставался под прикрытием дымовой завесы. Впрочем, к этому времени мы уже и не могли увеличить скорость, слишком серьезными были повреждения, хотя в то время я полностью не осознавал, насколько они были серьезными.

Матросы покидали корабль, один из них нес на руках отчаянно протестующего Ферри. А я побежал в каюту, чтобы уничтожить коды и взять фотоаппарат – я хотел запечатлеть конец «Атлантиса». В каюте я задержался на пару минут – рассовал по карманам попавшиеся на глаза личные вещи, взял пленки, аппарат и вернулся на мостик.

Как удручающе быстро наш корабль изменил свой облик! Его неизменно чистые аккуратные палубы превратились в груды развороченных вентиляторов, упавших стрел и всевозможного мусора. Деревянные щиты, ящики и подпорки превратились в щепки. Над «Атлантисом» повис отвратительный запах гари. Черный дым окутал мачты, словно погребальный костер. На палубе виднелось несколько небольших очагов возгорания, а трюм, где хранился гидросамолет, теперь представлял собой полыхающий ад. Вся команда, за исключением Рогге, Пигорса, меня и Фелера с его командой, задача которой заключалась в установке и приведении в действие зарядов для уничтожения корабля, уже была в шлюпках. По пути из каюты на мостик я поскользнулся.

– На палубе была кровь, – заметил я.

Уже в самом начале обстрела у нас появились жертвы. Теперь число погибших увеличилось до восьми.

Пигорс, старый друг Рогге, вместе с ним служивший еще на парусных судах, убеждал капитана покинуть мостик.

– Я без вас никуда не пойду, – заявил он, исчерпав остальные доводы.

Еще одно попадание, затем еще одно. Корабль сильно накренился на левый борт. Вот, значит, как это бывает…

«Атлантис» умирал, причем не произведя ни единого ответного выстрела из длинноствольных орудий, которые теперь оказались выставленными на всеобщее обозрение, поскольку вся маскировка уже давно была уничтожена. Они уже ни для кого не представляли угрозы и молча обреченно смотрели дулами в небо. Наш последний блеф не удался, и далекий, как ад, «Девоншир» продолжал громить нас своими мощными дальнобойными орудиями.

Фелер и его люди выполнили свою миссию и попрыгали в воду. За ними последовал Пигорс, получивший клятвенное заверение Рогге, что мы тоже воспользуемся шансом спастись.

Теперь на корабле остались только Рогге и я. Стараясь перекричать рев пламени, он заорал:

– Прыгайте, Мор, прыгайте! Я за вами!

И я прыгнул.

Как только я шлепнулся в воду, неподалеку упал вражеский снаряд, взрыв которого заставил содрогнуться океан, поднялась высокая стремительная волна. Впервые я почувствовал настоящую панику затравленного зверя, ужас, который охватывает, если чувствуешь, что противник охотится за тобой. Не за тобой и остальными, а за тобой лично. Еще один снаряд. Он прилетел, вертясь, словно штопор, и завывая, как собака на луну. И тут мной овладело совершенно идиотское ощущение, сумасшедший страх, заставивший меня, когда я слышал звук приближающегося снаряда, прятать голову под воду – для защиты. Короче говоря, я повел себя как страус, прячущий голову в песок перед лицом врага. Снаряды падали один за другим, но, насколько я мог судить, попаданий больше не было. Дымовая завеса мешала артиллеристам «Девоншира» прицелиться.

Я все-таки опомнился, сумел взять себя в руки и собрать разбежавшиеся мысли. Я даже приподнял повыше голову, вспомнив о том, что разлившееся топливо может попасть в легкие. Я даже забеспокоился, заметил ли меня кто-нибудь, и понадеялся, что нет. Так условности, внушаемые на протяжении долгих лет, руководят внешними реакциями индивида, даже если внутренне он съеживается от страха. Неплохая тема для доктора философии? Откровенно говоря, у меня в тот момент не наблюдалось желания пофилософствовать. Я был слишком занят проблемой выживания.

До меня донеслась целая серия звуков – они были глухими и вовсе не похожи на звук летящих снарядов. Это взорвались заряды на «Атлантисе», и я с трудом справился с вызванными взрывами волнами. Когда ветер развеял дымовую завесу, с «Девоншира» стало видно, в каком состоянии находится жертва. В дальнейшем ведении огня никакой необходимости не было, поэтому он сразу прекратился. Плавая вокруг, я слышал стон раздираемого металла, постепенно затихавший по мере погружения корабля, крики пловцов. Сейчас, когда огонь прекратился, мы, словно глухие люди, внезапно обретшие слух, поняли, что в мире есть много разных звуков, если, конечно, их не заглушает грохот взрывов и вой снарядов. В недрах «Атлантиса» снова грохнуло, и из него повалил дым, только на этот раз это уже была не дымовая завеса. Взорвались очередные заряды, заложенные Фелером. Корабль начала сотрясать дрожь. Конец был уже близок.