Девушки из бумаги и огня - Наташа Нган

– Значит, ты даже не знаешь, когда это должно произойти?

Она качает головой.

– Точно не знаю. Но долго ждать не придется. Кензо говорит, что почти все готово.

Словно расслышав свое имя, из чащи на поляну выходит волк. Мерзлые листья хрустят под его ногами. Он держится в стороне, не подходит слишком близко, но он здесь, и я чувствую, что он за нами наблюдает.

Майна стискивает мою руку.

– Прости, но теперь тебе правда нужно идти. Мы еще должны закончить тренировку.

Я не двигаюсь с места.

– Позволь мне остаться, – прошу я. – Я… хочу помочь.

– Что?!

– Ты собираешься убить Короля. А я могу в этом помочь.

Она отшатывается, как будто я оскорбила ее.

– Я не против того, чтобы рисковать собственной жизнью, – резко отвечает она. – Но твоей жизнью рисковать я не собираюсь ни за что на свете. – Я пытаюсь возразить, но она тянет меня за руку. – Пойдем, я провожу тебя до дома.

– Но…

– Пожалуйста, Леи, – говорит она, и в ее голосе слышна такая усталость, что я не нахожу в себе сил с ней спорить.

* * *

Вернувшись к себе, я ложусь, меня сильно знобит, хотя я завернулась во все одеяла и меховые накидки, которые у меня нашлись. Я не могу заснуть и смотрю в потолок, пока тьма за окном не сменяется слабым светом зимнего утра. После пожара в театре я уже подозревала, что с Майной все не так просто, что ее владение боевыми искусствами и принадлежность к Сиа – не совпадение. Но теперь картина окончательно сложилась.

Когда-нибудь – и очень скоро – Майна должна совершить покушение на жизнь Короля.

И в этом бою она может победить, а может… проиграть.

Мне хочется вскочить, побежать обратно на лесную поляну, схватить Майну за плечи и пытаться переубедить ее. Ледяная сосредоточенность в ее глазах, когда она убила воина в туннеле под театром… Я снова ясно вижу, как ею овладевает магия Сиа, придавая ей больше сил, чем может быть у юной девушки. Может быть, этой магии будет достаточно. Может быть, долгие годы тренировок и кровь клана воинов в ее жилах защитят ее, помогут ей победить.

Но потом я думаю о Короле. О его огромной туше, о мускулах, похожих на стальные канаты, о грубом бычьем голосе. О дикой ярости в его глазах той ночью на празднике койо, и о том, как он швырнул меня, как пушинку, на свою кровать, и я почувствовала себя невероятно хрупкой, слабой, как никогда…

Я дрожу и сворачиваюсь клубком, подтянув колени к подбородку. Несмотря на кровь клана Сиа, несмотря на всю свою исключительность, Майна тоже хрупкая девушка, и ничего более. И нам всем недавно ясно показали, что случается с Бумагой, которая осмеливается восстать против демонов.

Такую бумагу рвут в клочья.

На следующее утро Аоки приходит ко мне в спальню – как раз когда я стою на пороге, собираясь отправиться к ней.

– Прости меня, – говорит она, едва дверь открывается.

Собственно, мы обе говорим это одновременно.

Я обнимаю ее, и она смеется, обхватив меня руками за шею и пряча лицо у меня на груди.

– Я боялась, что это окажется труднее, – приглушенно смеется она, уткнувшись мне в плечо.

Я крепче обнимаю ее.

– Нет, это должно было оказаться проще! Я так сожалею обо всем, что наговорила тебе, Аоки.

Мы размыкаем объятия, и она неуверенно улыбается мне. Но взгляд остается серьезным.

– Просто обещай мне, Леи, обещай, что вы будете осторожны! Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится… И вот еще что. Я подумала, что тебе нужно заранее знать об этом. Король сказал мне, что завтра собирается вызвать тебя.

Я чувствую себя так, как будто меня ударили камнем в живот. Я вспоминаю, как выглядела Майна прошлой ночью, синяки на ее коже, ее отважные слова, учащенное дыхание.

– Ты собираешься ей об этом сказать? – спрашивает Аоки, словно читая мои мысли.

Я качаю головой и через силу улыбаюсь.

– Кстати, ты многое пропустила. Пока ты была у Короля, я подружилась с Блю, теперь она моя лучшая подруга, и мы вместе основали общество поклонников мадам Химуры. Наш клуб называется «Веселые клювики».

Аоки наконец улыбается во весь рот.

– Меня примете?

* * *

На следующий день, как и предупреждала Аоки, королевский гонец приносит бамбуковую дощечку с моим именем. Я беру ее из рук мадам Химуры, которая что-то говорит мне, но я не понимаю ни слова. Сил хватает только на то, чтобы не смотреть на Майну. Я чувствую ее взгляд – он похож на зов, на который я всегда стремлюсь ответить, подобен песне, которую я всегда готова подхватить. Но сейчас я смотрю только себе под ноги, пока мадам Химура отсылает остальных девушек прочь.

Я чувствую, что Майна еще здесь. Она медлит в дверях.

– К тебе это тоже относится, Майна-чжи, – сурово окликает ее женщина-орлица.

Пауза. Звук закрывающейся двери. Мы с мадам Химурой остаемся наедине.

– Итак, – произносит она.

Я поднимаю глаза, и ее желтый немигающий взгляд встречает мой золотой.

– Ты сама знаешь, что с тобой будет, если ты снова меня подведешь.

– Да, – шепчу я сквозь зубы.

Она подхватывает трость и стучит ей об пол.

– Рика! Проводи Леи на урок йору.

* * *

Я немного нервничаю – мне предстоит увидеться с Зелле после того, как она подловила меня за неподобающим занятием в Ночном Доме… Однако Зелле приветствует меня очень тепло, в ее обращении нет ни тени обиды или гнева.

– У меня до сих пор не было шанса тебя поблагодарить, – говорю я, присаживаясь напротив нее на татами. – Ну, за то, что ты не сказала госпоже Ацзами о том, что я делала в ее кабинете…

Зелле пожимает точеным плечиком.

– Если бы я донесла, у меня самой было бы больше проблем, чем оно того стоило. И я не могу тебя винить за желание узнать о судьбе твоей матери. – Она продолжает после короткой паузы: – Мне жаль, что результат поисков оказался не таким, на какой ты надеялась.

Я быстро опускаю глаза.

– Спасибо.

– Знаешь, я тоже очень рано потеряла маму.

Я вскидываю голову.

– Ты… ты тоже? Правда?

– Да. Моя мать была куртизанкой, как и я. Была привезена во дворец, чтобы удовлетворять желания демонов-извращенцев, которых влечет к Бумажной касте… как сейчас делаю я. Госпожа Ацзами постоянно снабжает нас лекарствами, чтобы не допустить беременности, но микстура порой дает сбой, а когда куртизанка беременеет и рожает ребенка, ее прогоняют и больше не допускают к работе.