Обвиняется в измене - Айя Субботина

Я ведь всегда мечтала о своем «плохом парне» с тех пор, как у меня появились фантазии об отношениях, в которых все было немного взрослее, чем поцелуи в щечку Я всегда хотела, чтобы мой мужчина не был хорошим и выхолощенным, и в моих фантазиях он точно не читал мне стихи под луной.

Я всегда хотела такого, как Денис.

Но почему-то, когда мы встретились, испугалась до такой степени, что сбежала к хорошему парню Саше, который оказался... не то чтобы таким уж хорошим.

— Эй. Одуван. — Я чувствую пальцы Дениса у меня на подбородке, которыми он фиксирует мое лицо, чтобы мы смотрели прямо в глаза друг друга. — Не знаю, куда убежали твои мысли, но явно не по одним рельсам с моими.

— А о чем твои мысли? - Я тянусь к нему максимально близко, оплетаю руками шею, словно губительная лоза. — Ты мой мужчина, Ван дер Мейер. Скверный, совершенно дикий и, если честно, дурно воспитанный, но мой. И я тебя всего залюблю, чтобы в твоей голове, - стучу его пальцем прямо по центру лба, - даже не возникло мысли о том, чтобы посмотреть «все меню».

Он снова дьявольски усмехается, и я чувствую, как все те разговоры о мокрых трусиках от одной мужской улыбки вдруг происходят на самом деле — прямо сейчас и со мной. Видимо, слишком выразительно ерзаю на его коленях, пытаясь от стеснения сесть так, чтобы не притрагиваться к нему промежностью, но Дениса это только как будто больше подзадоривает. Он как-то всего в одно движение заводит ладони мне под подмышки, разворачивает, пока я давлюсь смехом от предчувствия щекотки, и сажает на себя верхом.

Я охаю от такой резкой смены положения, ноги разъезжаются в разные стороны, я теряю равновесие и, чтобы не упасть, упираюсь ладонями ему в грудь. Сжимаю рубашку в кулаках, чувствуя, как разогретый кожей шелк скользит между пальцами.

— Мои мысли о том, - Денис накручивает мои волосы на кулак, хищно и почти зловеще прикусывает нижнюю губу, - что прямо сейчас я так зол и голоден, что готов разорвать на хрен свою малышку.

Почему я краснею не талько от откровенности этого признания, но и от удовольствия быть подчиненной своему мужчине уже совсем скоро? И это предчувствие отравляет меня где-то в области сердца: обволакивает животной похотью, потребностью отдаться до самого конца, до той точки, за которой уже ничего нет. Только бесконечность.

И шагнуть туда вдвоем.

Чтобы уже больше никогда не разжимать рук.

После разговора с Инной я опустошен на хрен.

Выжат. Абсолютно выпотрошен в эмоциональном плане, потому что битых два часа корчил из себя спокойного и осознавшего, прогнувшегося под все требования мужика. А Инна вместо того, чтобы молча взять то, что я отдаю по ее же требованию, за каким-то хером начала рассказывать, какое я дерьмо, и что на самом деле ей не нужны ни мои деньги, ни мои фонды, а только я рядом. Как будто я такой осел, что с самого начала не понял, для чего она завела эту канитель.

Наверное, бог на небе ржал в голосину, наблюдая за тем, как я корчился от бессилия, покорно склонив голову и позволяя осыпать себя упреками. И выражалась моя будущая бывшая далеко не высокопарным тургеньевским слогом.

Когда ехал домой, впервые в жизни даже обратился к тому, кто над голевой. Попросил дать мне терпения, чтобы не сорваться на Соне, если она после визита Инны успела накрутить себя де истерики.

И вот когда она вертит на мне своей хорошенькой тугой задницей, я ощущаю потребность отпустить весь этот чертовски херовый день. Просто оторваться с женщиной, которая хоть и та еще малолетка с занозой в одном месте, но точно никогда не будет иметь мне мозги, когда я задолбанный возвращаюсь домой.

Мне нравится, как Соня вздыхает, стоит мне чуть повыше поднять руки у нее под подмышками, нарочно заводя большее пальцы под грудь. Только что готова была хихикать, а через секунду я даже в темноте вижу, как ее щеки потемнели от румянца, а горло напряженно сглатывает волнение.

— Может... в кровать? — как-то тихо предлагает она, словно уже прочитала мои мысли и увидела, что сегодня я не буду осторожным как в наш первый раз.

— Забудь, блядь, - рычу я, словно кукле задирая ей руки.

Мне нужен мой Одуван.

Чтобы оторваться с ней, забыться, почувствовать, что я нашел свой остров в океане, где меня ждала моя Пятница. Даже если на этом острове нам будет иногда хотеться убить друг друга.

Соня задерживает дыхание, когда стаскиваю с нее пушистый свитер. Нервно вздрагивает, потому что прохладный воздух касается горячей кожи, ведет плечом вслед за моим пальцем, которым поддеваю тонкую тесемку бюстгальтера. У нее, блин, и тут бантик — розовый, в горошек, между небольшими островками ткани, скрывающими упругие холмики.

В своих фантазиях позволяю себе представить, как в следующий раз обязательно разрежу его ножницами, а пока просто задеваю его костяшкой пальца, очень подозревая, что эта милая хрень тут все же не просто так. Застежка стыдливо взглядывает из-под оборки, и я сжимаю ее с двух сторон. Соня стыдливо хватает меня за запястье обеими руками, но натыкается на мой предупреждающий взгляд и послушно заводит руки за спину, упираясь мне в колени. Рычу сквозь зубы, когда тонкие пальцы яростно цепляются в меня ногтями. И намеренно, отдаваясь желанию, отвешиваю шлёпок по заднице.

Соня яростно морщится, но тут же снова затихает, потому что мои пальцы как раз справляются с застежкой, и тряпочка отлетает в сторону.

Я точно двинут на этой малышке.

На том, какой молочной кажется ее кожа в тусклых бликах света из окна. На том, как торчат ее тугие маленькие соски карамельного цвета. Я не вижу этого сейчас, но память раскрашивает Соню буквально в пару штрихов. Я знаю, если сейчас развести ей ноги и содрать одежду, она будет светло-розовая в промежности, влажная и такая аппетитна, что мне придется сожрать ее всю, иначе не успокоюсь.

Хорошо, что сегодня уже не нужно быть осторожным.

Хорошо что сегодня, сейчас, я впиваюсь зубами в ее сосок, прикусываю до глухого хнычущего стона, оттягиваю, словно любимую игрушку и отпускаю. Ее грудь вздрагивает, влажный след на груди буквально намагничивает мой взгляд. Снова тянусь к нему, но Соня уже включилась в игру, вспыхнула - и запах ее страсти забивает голову. Отталкивается, не дает дотянуться, так что приходится еще раз шлепнуть ей по заду.

— Смирно сидеть, - подыгрываю нашему общему дикому настроению.

— Да? — Она стыдливо прикрывает глаза, когда одной рукой пробегает по груди, притрагивается пальцами к набухшей вершине и стонет от собственной смелой ласки. Когда-нибудь эта малышка будет встречать меня после работы в одном легком домашнем халатике на голое тело, и не будет стесняться взять меня, словно свою собственность.

Потому что я и буду ее собственность.

Уже.

Давно.

С первого взгляда.