Возмездие - Фридрих Незнанский

Симпатичный майор вошел, неся в руках картонную коробку.

— Павел Сергеевич, покажите Вере Павловне полотна.

Картины были извлечены из коробки. Майор держал их, демонстрируя Новгородской.

Вера Павловна воскликнула:

— Да, это они!

И потянулась к рамкам, ощупывая их, как найденных детей.

— Спасибо, Павел Сергеевич. Можете идти.

Гордеев уложил картины обратно, ухватил коробку

и исчез.

— А когда я могу получить их? — опешила Новгородская.

— Не знаю, Вера Павловна. Картины проходят экспертизу. Вы ведь так и не смогли объяснить, как они попали к вашему мужу. Поэтому сейчас восстанавливается их история, так сказать. Как только все точки над «и» будут расставлены, вы получите полотна. Разумеется, если история их приобретения чиста.

Новгородская замолчала, разглядывая поверхность стола.

— Зачем же вы меня вызвали? — произнесла она наконец.

— Чтобы порадовать вас. Картины найдены! Разве вы не этого требовали от нас весь этот месяц?

Новгородская снова замолчала. Затем произнесла:

— Следовательно, найден и убийца моего мужа?

— Вот с этим сложнее, — вздохнул Грязнов.

— То есть как? — Женщина вскинула на него серые глаза. Глаза горели напряженным огнем.

— Видите ли... У следствия есть основания полагать, что хищение картин и убийство вашего мужа — это суть два разных преступления.

— Почему? — Этот возглас вырвался у нее нечаянно и звучал вполне искренне.

— Почему? Есть ряд улик, которые подтверждают мои слова. И есть тайна следствия. А оно еще не закончено. Вера Павловна, мне очень неприятно затрагивать больную для вас тему. Но я вынужден коснуться вашей семейной жизни.

— Ее уже касался ваш... коллега, — глухо произнесла Новгородская.

— Да, Александр Борисович пытался говорить с вами об этом, но вы от разговора уклонились. Видите ли, мы довольно много времени занимаемся расследованием убийства вашего мужа. И круг, так или иначе, сужается. Я очень прошу вас, расскажите о вашей семье, — действительно попросил Грязнов, накрыв руку женщины своей ладонью. Вера Павловна секунду сидела неподвижно, словно птичка на плече великана, затем убрала руку, молча полезла в сумочку, достала пачку «Вог». Грязнов поднес зажигалку. Женщина затянулась, руки ее подрагивали. — Хорошо, я вам помогу. Вы познакомились с Георгием Максимилиановичем в мае двухтысячного года на московской конференции, посвященной вопросам образования. Вы на этой конференции сделали блестящий доклад о разработанной вами методике изучения английского языка. В перерыве к вам подошел симпатичный мужчина, представился, выразил восхищение вашим докладом и лично вами... И не отходил от вас ни на шаг. Правильно?

Новгородская молча кивнула.

— Вы к тому времени — разведенная женщина, воспитывающая сына, без алиментов, безо всякой помощи, с больными стариками родителями за спиной. Едва сводящая концы с концами, несмотря на талант педагога. Правильно? Правильно. Вы устали от одиночества, от вечной заботы о хлебе насущном, а ваш новый знакомый, как выяснилось, имел весьма радужные перспективы... хм-м, трудоустройства в Москве. Он довольно быстро сделал вам предложение. И вы его приняли. У будущего мужа было много достоинств. И лишь один недостаток. О котором он вас не предупредил.

— Зачем вы говорите мне все это? Вам так нравится мучить людей? — еле слышно процедила Новгородская.

— Нет, мне совсем не нравится кого-либо мучить. В том числе вас. Но я делаю свою работу. Итак, Новгородский прошел выборы в Думу, переехал в Москву, вы расширили жилплощадь, ибо к тому времени уже были замужем... И жизнь пошла своим чередом.

Грязнов помолчал, прикурив новую сигарету.

— Когда вы узнали, что он гей? — мирно спросил он.

— Какая разница? — устало произнесла Вера Павловна. — Какое это имеет значение? Вообще — его сексуальная ориентация, кого она касается? Меня мой муж устраивал. У нас сексуальная свобода. Он имел право спать с теми, с кем хотел.

— Вот как? — Грязнов внимательно рассматривал лицо сидящей напротив женщины. — Вера Павловна, я буду вынужден пригласить на допрос вашего сына.

— Как? — одними губами промолвила Вера. — Вы не имеете права! Он несовершеннолетний!

— Я имею право. Согласно статье сто пятьдесят девятой УПК я имею право его допросить. При допросе будет присутствовать педагог. И, может быть, вы. Если следствие сочтет это необходимым.

— Вы не сделаете этого! Оставьте его в покое! — закричала было женщина. Но горло ее перехватил спазм. Она зашлась мучительным кашлем.

— Выпейте воды! — Грязнов протянул стакан, который Вера Павловна с силой оттолкнула. Вода пролилась на мундир, но Грязнов не обратил на это никакого внимания.

— Пейте, я прошу вас! — почти страдальчески произнес он.

Женщина послушалась, сделала пару глотков. Кашель стих. Она смотрела на Грязнова ненавидящими глазами.

— Вера Павловна, это вы убили мужа? — тихо спросил Грязнов. — Вернее, вы его заказали?

Новгородская рассмеялась сухим, каким-то лающим смехом:

— Я его убила? Ха-ха! Да я бы сто раз убила его! Сто, а не один, понимаете? Он влез в мою душу стихами, музыкой, выставками, спектаклями... Он приручил меня, как собачонку. Он очень быстро перестал спать со мной, это так. Я научилась думать, что это не важно! Что он устает на работе. От этой сволочной депутатской работы и половой гигант станет импотентом.

Мне было важно, что он рядом. Что он умен, богат, успешен. Рядом с ним и я была богата и успешна. Для женщины в сорок пять это важнее секса. Мне было важно, что он полюбил моего мальчика, что он заботился о нем! Я жила в этих иллюзиях два года, пока «добрые самаритяне» не раскрыли мне глаза... Я чуть с ума тогда не сошла: мой муж — гей! Но я научилась жить и с этим, понимаете? И скрывать от Костика причины ночных похождений отца. Он ведь усыновил моего мальчика, понимаете?

Новгородская кричала, но кричала почти беззвучно, как выброшенная на берег рыба. Грязнов боялся вставить даже звук в этот горячечный поток слов. Ему казалось, что от возникшего в кабинете почти осязаемого, словно разряды молнии, напряжения вот-вот лопнет пленка диктофона.

— А потом я встретила Бондаренко, нормального мужика. Ленивого, циничного, но нормального, понимаете? А у меня пять лет вообще не было мужчины. Как будто я в колонии строгого режима отсидела. И я в него влюбилась. Просто влюбилась в его запах, его постель, его член, называйте это как хотите. И потеряла голову. Да! Потеряла голову. И упустила ситуацию... А когда поняла, что с Костей что-то происходит, было поздно!