Топи и выси моего сердца. Дневник - Дарья Александровна Дугина

Пустые тела. Их нет. Государство, дай нам ярлык на опричнину!

▪ ▪ ▪

5 часов сна. Ссылки нет. Я катаюсь по Кольцевой, случайно заплутав по городам метрополитена. И тут я поняла, что перепутала «Комсомольскую» с «Парком культуры». Стояла на такой незнакомой станции метро, замерзая. Чтобы ты открыл дверь в какой-то дом. Но дома в Москве мне нет.

И в Петрограде нет дома, и куда бы ни пришла – нет дома. Внимание! Я впервые заблудилась в метро. Настолько, как я даже не предполагала в нем заблудиться! Возмутительное заблуждение!

▪ ▪ ▪

Хочу на пляж и какое-нибудь пиршество, чтобы танцевать, плача.

▪ ▪ ▪

With your kiss my life begins[402]. Я добралась и искала пути постепенно.

▪ ▪ ▪

Будет совершенно новая весна и лето. Весна уже есть – скоро май. К нему надо собраться.

17 / 04

Последняя неделя Поста. Грядет. Сложная. С испытаниями. Главное: выдержать, выстоять.

▪ ▪ ▪

Хочу хороший и удобный конвертер для чернил в ручку Parker – у меня неудобный.

▪ ▪ ▪

00:55

Нам недостаточно иметь чистоту сердца – нам нужно его наполнить чем-то. – отец Андрей Ткачев. – Общество потребления нуждается в человеке потребления.

18 / 04

Эта неделя – неделя молчания.

19 / 04

Так. Это – странная цель, но мне следует изучить и полюбить Москву.

Я так долго от нее отстранялась, переваливала горизонт на Петроград, учила себя мыслить Петроградским закатом и в нем находить бесконечное успокоение. Такое мышление замыкает меня в каком-то несбывшемся прошлом. Мне следует стать москвичкой вновь. По факту сердца, а не рождения. Странная задача. Ничего удивительного – только работа с расстановками.

В тот самый момент в метро. Добрый русский человек. «Простите, а Александр Дугин не ваш отец?» – «Да». – «Передавайте ему большой привет от тезки, Александра!» Добрый взгляд.

На всякий случай быстро умчалась. Но… В тот самый момент, когда я заговорила про расстановки…. И любовь к Москве!

Когда людям советским в их мирном сне

Все хорошее, доброе снится,

Я хочу говорить об одной тишине,

О глубокой, полночной, большой тишине,

Что стоит на советской границе.

Пусть граница песками, горами идет,

По лесам, по полям и по льдинам, —

Пограничник дозор неустанно ведет,

Милый край охраняя родимый.

В этой звонкой тиши тебе слышать дано,

Если ты остановишься с хода,

Как спокойно и радостно бьется оно —

Сердце родины, сердце народа.

Ты поставлен на строгий, священнейший пост —

Оглянись – и над леса резьбою

Ты увидишь сиянье струящихся звезд, —

То Кремлевские звезды с тобою.

А над рощей, где лунные льются лучи,

Тень легла на утес исполинский,

Будто в первой седой пограничной ночи

Проверяет заставы Дзержинский.

И, наследье чекистское свято храня,

Ты идешь в тишине необычной,

Чтоб ни лязгом винтовки, ни стуком коня

Не смутить тишины пограничной.

И, глядя в зарубежный, сгустившийся мрак,

Ты стоишь замирая, не дышишь,

Каждый вражеский шорох и вражеский шаг

Точным ухом ты сразу услышишь.

Точным выстрелом сразу сожжешь эту тьму,

Потому что в стрельбе ты отличник,

И спокойно, товарищ, мы спим потому,

Что границу хранит пограничник.

Я хочу говорить о большой тишине,

Полной громкой, торжественной славы,

Этой песней, подобной неслышной волне,

Верным стражам Советской Державы! [403]

▪ ▪ ▪

Не плачьте о мертвой России

Живая Россия встает, —

Ее не увидят слепые,

И жалкий ее не поймет.

О ней горевали иначе,

Была ли та горесть чиста?

Она возродится не в плаче,

Не в сладостной ласке кнута.

Не к морю пойдет за варягом,

Не к княжей броне припадет, —

По нивам, лесам и оврагам

Весенняя сила пройдет.

Не будет пропита в кружале,

Как прежде, святая душа

Под песни, что цепи слагали

На белых камнях Иртыша.

От Каспия к Мурману строго

Поднимется вешний народ,

Не скованный именем бога,

Не схваченный ложью тенет.

Умрет горевая Россия

Под камнем, седым горюном,

Где каркали вороны злые

О хищников пире ночном.

Мы радости снова добудем,

Как пчелы – меды по весне,

Поверим и солнцу, и людям,

И песням, рожденным в огне. [404]

Но мертвые, прежде чем упасть,

Делают шаг вперед —

Не гранате, не пуле сегодня власть,

И не нам отступать черед. [405]

20 / 04

Вывернуло руки

В ночь.

Будто мертвая стала

Точь-в-точь.

Такие и там. Быть и сама

Не прочь.

Вывернуло руки

В ночь.

Слезы.

Всхлип.

Ты.

Прочь.

▪ ▪ ▪

Хлеб, два куска

Сахарного леденца,

А вечером сверх пайка

Шесть золотников свинца.[406]

Необъяснимая тяжесть и чувство потери. Каким-то образом надо прожить к Пасхе. Выжить к Пасхе. Страстная седьмица наступает на каждую часть души, ослабленной холодами. Сердце – как будто прогнившие балки, служащие формой для могилы.

Солнце обгоняет темноту внутреннего. Сегодня день, когда никуда выезжать не надо. Я все еще чувствую чужим этот город.

Буду стараться бежать быстрее через работы, разрешая ворох накопившихся письменных интервью, колонок и дел. Когда изнутри черный крик, особенно вырывающийся в солнце весны. Можно только бежать от него – на один шаг дальше, ведь если пройти на два шага, мертвым уже не станешь. А если на один, то…

Но мертвые, прежде чем упасть,

Делают шаг вперед —

Не гранате, не пуле сегодня власть,

И не нам отступать черед.[407]

Что же все это такое? Что это? Расшифровать бы – развязать нить неясного… Я