Трали-вали - Владислав Вишневский

– А Никита уже определился, да, Никит? – чуть обнимая рыжего Никиту, гордо заявил Мальцев. Только сейчас все заметили, что мальчишка тоже рыжий, как и сам Мальцев.

– Да, – ответил Никита. – На тромбоне, как дядь Гена.

– А-а-а, понятно, – огорчённо пронеслось по студии. Рыжий, значит, к рыжему. Ладно, пусть так, если мальчишка определился, подождём. Такое случается – многие знали, помнили – возьмётся иной человек на инструменте учиться, занимается, занимается, а потом, вдруг, раз, и на другой инструмент переходит… Почему? А в другом больше себя увидел, нормальное дело, жизнь. Пусть пробует, потом видно будет.

Хлопнула дверь, вошёл старшина, старший прапорщик Хайченко. Быстрый, подтянутый, пусть и с животиком, но подчёркнуто бравый, старший прапорщик же…

– Здравствуйте, товарищи. – Останавливаясь, требовательно всех оглядывая, поздоровался он.

– Здра-жела-товар-старш-прапорщик! – музыканты прогрохотали словно на плацу. Оглохнуть можно. У мальчишек в восхищении глаза округлились, лица вытянулись, а у старшины даже брови наверх подпрыгнули, но понял, ох, «артисты», для мальчишек стараются, урок дают, ладно, пусть так.

Коротко улыбнулся всем, и воспитанникам, вижу, мол, говорил его взгляд, что вы здесь, что не опоздали. Отметил про себя: и вид у них не плохой. Молодец, Мальцев. Мальчишки начищены, наглажены, любо-дорого смотреть, не то что недавно. Когда это недавно? Это разве было? Не было этого. Конечно, не было… Мираж! Сон! Плохое кино! Нормальные пацаны, даже ссадин на лицах не особо заметно… И Мальцев нормально выглядит, улыбчив, чуть-чуть правда нервничает, но это нормально, день-то для него какой, – первый… И все остальные тоже ничего, довольны вроде.

Короткую паузу прервал дирижёр. Лейтенант Фомичёв широко шагнул в оркестровый класс… Прямой, высокий, стройный. Кстати, и тулья его фуражки не такая «взлётная», есть вкус у лейтенанта, не гонится за модой.

Увидев командира, старшина ещё больше подтянулся, подтянулись и музыканты. Коротко глянув на музыкантов, старшина громко скомандовал:

– Ор-ркестр, смир-рно! Равнение на ср-редину! – Чётко повернулся и сделал несколько чётких шагов на встречу лейтенанту. Они одновременно остановились, старшина громко и отчётливо доложил. – Товарищ лейтенант, оркестр к занятиям готов. Старшина оркестра – старший прапорщик Хайченко. – Сделал шаг в сторону, уступая дорогу лейтенанту. Лейтенант шагнул вперёд, так же громко и отчётливо поздоровался:

– Здравствуйте, товарищ музыканты!..

Музыканты, вытянувшись, в полуулыбках, на секунду замерли, набрав воздух… Мальчишки, так же как и все музыканты, стоя, восхищённо крутили головами, сверкали глазами, стараясь всё увидеть, ничего не пропустить, цвели румянцем. Это что-то! Невероятное событие! Генка даже глазами в притворном испуге хлопал, ожидая ответного громкого приветствия… И проморгал.

– Здравия-жела-товарищ-лейтенант! – Обвалом прозвучало в комнате. Как четыре хлопка по Генкиным ушам, а у Никиты рот даже сам собой открылся… Вот это да… Приветствие сегодня получилось как никогда необычно мощным, слаженным и убедительным. Лейтенант с довольной улыбкой усмехнулся.

– Молодцы! Что скажешь, – музыканты! – затем скомандовал. – Вольно! Садись.

Музыканты молча опустились на свои стулья, положив инструменты на колени, изредка косясь на мальчишек, один сидел возле Чепикова, другой около Мальцева, смотрели на дирижёра. Приятно было видеть доброе удивление и восхищение на лицах своих новых воспитанников.

– Вы уже в курсе, я вижу, познакомились… – После короткой паузы произнёс дирижёр. – Мне бы только хотелось, чтобы такое хорошее настроение у вас осталось на долго. – Лейтенант неспешно прошёлся перед безмолвно внимающим составом музыкантов, продолжил. Правда теперь на его лице улыбки не было. Не столько строг был, сколько серьёзен и задумчив. Словно он – размышляя, – мыслил вслух. – Мы все должны понимать, что это не игра, не детский, сад, это служба, военная, причём, служба. Но, теперь, вместе с тем, и воспитание. И доброе, и строгое, и правильное, и профессиональное. Мы должны передать – причём, каждый из нас! – подчеркнул лейтенант. – Всё самое лучшее, что у нас, профессионалов есть. И знания, и мастерство, и любовь к инструменту, к музыке, к оркестру, к армии, к своей стране. Наши молодые товарищи должны увидеть, что такое настоящая дружба, что такое коллектив, что такое ансамбль… Они должны вырасти такими, как вы сейчас, а вы – стать ещё лучше… Потому что нельзя воспитывать доброе, самому оставаться психологически стагнирующим… Нужно обязательно расти. И вместе с ними, и опережая во многом. Вы понимаете меня? – лейтенант внимательно вглядывался в лица своих подчинённых.

– Так точно! – отозвался старшина. – Стагнирующим, это, значит, застывшим?

– Угу! Почти так, – согласился лейтенант.

– …Мы понимаем, – донеслось из оркестра.

Тех, встречающих, гордых и восторженных улыбок на лицах уже не было. Перед дирижёром сидели взрослые люди, серьёзные и размышляющие. Как раз то, что и хотел увидеть лейтенант. Больше всего он опасался, что приход воспитанников они воспримут как некое развлечение, лёгкое для себя и пустячное.

– Я очень не хочу, чтобы вы, как ансамбль, опустились до уровня хорошо играющего самодеятельного духового оркестра, да я этого и не допущу. Я хочу в вас видеть нечто большее, чем вы есть, и были до сих пор… Даже лучше, чем когда вы были на конкурсе, в Стокгольме. Вы это можете. И что очень важно! У вас есть шанс, есть! И я… – лейтенант неожиданно улыбнулся. – Очень рад этому. – Заявил он, а закончил вообще, как ребёнок, не то просительно, не то извинительно. – Правда!!

Ну, лейтенант, ну, дирижёр, ну выдал… Так здорово растолковал… Музыканты выдохнули, зашевелились, не зная, аплодировать, или молча кивать головами… Не выдержали, послышались аплодисменты…

– Да, ещё… – остановил лейтенант. – Я должен сказать, что всё это пока неофициально. Командир полка «добро» ещё не дал. Там вообще другое мнение на этот счёт. Нам придётся доказать, что мы можем, что это возможно, что нам можно доверять. За свой счёт, собственными силами.

– Мы сможем!

– Да, вполне…

– Попробуем, товарищ лейтенант. Постараемся.

– Докажем…

– Себе, в первую очередь, – подчеркнул лейтенант, и повернулся к мальчишкам. – А как думают наши воспитанники, вы, Никита?

Никита сначала растерялся, он заслушался приятной мелодикой речи, в которой было много нового для него, необычного, её добрыми эмоциями, теплом отношения. Совсем другое состояние испытывал, против того – всего несколько дней назад – подвального, чердачного. Там были другие мысли, другое настроение. Полное отрицание всего и вся, там пофигизм, обида, лень, злость, хитрость, зависть, цинизм, опустошённость, и ни малейшего представления, что будет не только послезавтра, а даже завтра, даже в тот же день, вечером, сейчас. А тут!..

– Вы готовы работать и с нами, и над собой? – Требовательно спросил лейтенант. Музыканты внимательно, подбадривая, поддерживая взглядами, молча смотрели на мальчишку, ждали.