Когда ее не стало - Михаил Март

Объявленный траур никак не повлиял на жизнь города. Даже развлекательные передачи на местном телеканале не отменили. Горожане продолжали жить своей жизнью, и лишь полицейские подразделения работали в экстремальном режиме без сна и отдыха.

Балабанов нанес визит бывшей артистке драматического театра Симагиной.

– Я принес костюмчик, одолженный вами Ордовскому Эдуарду Николаевичу.

– Да-да, спасибо. Я же взяла его под расписку. Проходите.

Пожилая женщина в черном платке провела гостя в комнату. Майор пришел в штатском, чтобы не нагнетать обстановку. Пожилые люди с настороженностью относятся к полицейским чинам.

Хозяйка убрала костюм в шкаф и спросила:

– Может, чаю?

– Нет. Спасибо. Но с удовольствием побеседую с вами минут десять, если не возражаете.

– Конечно, присаживайтесь.

Они устроились за обеденным столом, покрытым белой скатертью. Небольшая квартирка выглядела очень опрятной, а хозяйка – обаятельной.

– Эдик оставил у вас послание. Для меня.

Женщина кивнула.

– Да, но только он не сказал, кто за ним придет. Впрочем, раз вы пришли, то это не случайно.

Хозяйка достала из комода конверт и положила на стол. В конверте лежала схема здания, а красным фломастером были выделены определенные места. К схеме приложены фотографии. Одно и то же здание сфотографировано с фасада. Снимки подписаны.

«Особняк девятнадцатого века на грани разрушения». На втором снимке тот же дом, но после реставрации и подпись «Куда делись окна второго этажа?»

Балабанов напряг внимание и узнал Институт судебной медицины. К схеме прилагалась записка:

«В подвале – тюрьма. Там проводятся опыты над людьми. Те, кто туда попадает, живыми уже не выходят. Последним был архитектор Егор Антонович Жванец. Четвертого марта пропал Александр Карский. Мне удалось сбежать.

Каждый день из морга вывозят по десять (в среднем) трупов. Все они сжигаются в крематории. Ритуальный зал номер пять, другие залы не используются. Зинаида Карловна входит в похоронную бригаду.

Короткая справка. Профессор Крылов был вызван из Москвы мэром Пичугиным три года назад. Фактически он руководит Институтом. Профессор Белоцерковский не вылезает с дачи. Он болен и много пьет. Можно считать его свадебным генералом. Покопайтесь в прошлом Крылова и найдете ответы на многие вопросы.

Помог, чем мог. Ордовский».

Балабанов сложил бумаги в конверт.

– Расскажете мне о похоронах, Зинаида Карловна?

– Конечно, – улыбнулась женщина. – Но, похоже, вы лишаете меня заработка. Жаль. Однако справедливость дороже.

* * *

Возвращаясь из магазина домой, Сергей нашел возле двери своей квартиры журнал. Дорогой толстый глянцевый журнал под названием «Персона». На обложке красовалась Геля в карнавальном костюме из меха снежного барса. Маску она держала в руках. Подпись под ярким цветным снимком гласила: «Победительница конкурса маскарада».

Скорби по погибшему отцу Сергей на лице дочери не увидел.

Он зашел в квартиру, налил себе стакан молока и уселся в кресло. Пролистывая журнал, он разглядывал знакомые ему костюмы, каждому из которых посвящался полный разворот, где говорилось о характере наряда, его стоимости и владельце. Все фотографировались без масок, с гордым видом.

На одной из страниц красовалась та самая цыганка, с которой он танцевал, но без маски глаза у нее были светлыми, а не карими. Имени не указано. Только подпись: «Прекрасная незнакомка».

Сергей замер с поднесенным ко рту стаканом. Светлана жива! Теперь у него не оставалось никаких сомнений. На странице в качестве закладки лежал видеодиск. Сергей долго не решался посмотреть его. Бартеньев очень нервничал, но, в конце-то концов, на диске должен быть какой-то ответ. Нельзя же столько времени испытывать его на прочность.

Он вставил диск в плеер и включил висяшую на стене плазменную панель.

На экране опять появилась гуляющая по улицам Светлана. Видеоряд сопровождался знакомой музыкой. Они всегда брали с собой эту кассету, когда ездили в парк на пикник. Так оно и есть. Светлана вошла в центральные ворота парка и двинулась по центральной аллее вглубь. Вот она свернула на узкую тропинку, забрела в березовую чащу и вышла на их любимую поляну. Подошла к их любимому дереву, где они вырезали свои имена, оглянулась, глянула в объектив камеры, улыбнулась и на этом съемка оборвалась. Этим было сказано все, что она хотела сказать.

Сергей вскочил с кресла, опрокинув стакан с молоком на пол.

Через полчаса он уже метался по поляне и звал жену. Она вышла из-за деревьев. Не киношная, а настоящая – и живая. Они бросились друг к другу в объятия, которые было невозможно разорвать никакими силами.

* * *

Визгунов заскочил в управление на несколько минут – отдать необходимые распоряжения и взять нужные документы. В его приемной сидели двое. Мужчина средних лет и женщина. По дорогой престижной одежде можно было понять, что эти люди по пустякам свое время не разбазаривают.

– Господа из Москвы, – шепнула секретарша. – С самого утра вас ждут.

Визгунов, заменяющий начальника управления, не мог пройти мимо.

– У вас срочный вопрос? – спросил он.

– Срочнее не бывает, – посетители встали.

– Ну что ж, пройдемте в мой кабинет. К сожалению, я не могу уделить вам много времени. Сегодня неприемный день.

– Понимаю, – сказал мужчина, – мы и не собирались вас беспокоить. Мы хотели поговорить с мэром. А тут у вас своя трагедия. Наш визит вынужденный.

– Хорошо. Представьтесь и изложите суть вопроса.

Визгунов усадил гостей у окна, в кресла, стоявшие вокруг журнального столика. Здесь он проводил неофициальные беседы.

– Я генеральный директор компании «Бор». Мы занимаемся деревопромышленностью, целлюлозой и бумагой. Меня зовут Иннокентий Гаврилович Кистинский. Со мной моя жена Вера. В вашем городе пропала наша дочь Ульяна. Все звали ее Улей.

– И давно пропала?

– Месяц назад.

– И вы не подавали заявления в полицию?

– Нет. Последний раз я разговаривала с дочкой две недели назад, – ответила супруга предпринимателя. – Она звонила из больницы, ждала очереди на операцию. Перед операцией ей проводили комплексное лечение. Веселая была, смеялась.

– Я понял, – кивнул Визгунов, – Скажите, а что, в Москве не хватает больниц? Чем наши отличаются от столичных?

– Сейчас я готов посвятить вас в некоторые тонкости, – сказал предприниматель. – При жизни мэра не рискнул бы. Речь идет не о простой операции, а о пересадке органов. Дочка таких подробностей не знала. Она с детства очень болезненная. Последние исследования показали, что процесс развития болезни необратим. Ей была нужна срочная пересадка поджелудочной железы и почек. Но в Москве такой центр только один. О том, какие там очереди, и говорить не приходится. Кроме того, требовался донор с полной совместимостью. Положение сложилось тупиковое. Я обратился к одному знакомому, которому сделали сложную операцию по пересадке печени. Очень редкий случай. Но откуда-то из-за границы он вернулся новым человеком, а уезжал полутрупом. Я рассказал ему свою историю. Тогда он спросил меня: «Сколько ты готов заплатить?» Я ответил: «Деньги значения не имеют». Он ничего мне не обещал, а лишь попросил принести копию истории болезни Ули и все результаты ее анализов. Я принес. Через неделю он дал мне ответ. Операция возможна. Стоимость двадцать миллионов долларов. Это даже по западным меркам очень дорого, но я согласился. Тогда мой знакомый сказал, что такие операции делают в России. Гарантия успеха – сто процентов. В больницу пациентов принимают только по рекомендации. Он получил рекомендацию от другого пациента, которому удачно сделали операцию. И так по цепочке. Конечно, вы понимаете, что на подобный риск идут люди в критическом состоянии и с очень толстым кошельком. Но покойнику деньги не нужны. Никто не станет торговаться, стоя одной ногой в могиле.