По большому счету. История Центрального банка России - Евгения Письменная

его арестовали, Греф сразу понял, что это провокация силовиков, которые, скорее всего, и крышевали контрабанду через Дальний Восток. Греф был в отпуске, но вернулся в Москву и поехал к Путину, объяснял ему, что это именно провокация и Бахшецян незаслуженно арестован. Путин Грефу не помог. Не захотел или не смог. Бахшецяна осудили, он не признал приговора суда[357]. Случай с таможней надломил Грефа. Он попросил отставки. Путин пообещал Грефу, что даст ее, но не сейчас, а когда придет нужный момент. Греф ждал больше года. Путин обещания перед друзьями держал и предложил ему возглавить Сбербанк.

На собрании акционеров в ноябре 2007 года Герман Греф был утвержден президентом и председателем Сбербанка. Около тринадцати миллиардов голосующих акций принадлежало Центробанку; на собрании акционеров за Грефа проголосовали владельцы 15,9 миллиарда акций. ЦБ отдал все голоса за него[358].

Только Виктор Геращенко, который тоже пришел на собрание акционеров, назвал смену руководителя Сбербанка спешной и немотивированной. Ведь никто никому не объяснил, почему Греф сменяет Казьмина. Путин Казьмина всегда публично хвалил – и тут на тебе[359]. Игнатьеву пришлось оправдываться, что смена руководства Сбербанка – своевременная и мотивированная.

Все остались при своих. Игнатьев сменил старый менеджмент в банке, к которому возникали вопросы. Греф получил интересную работу и поле для преобразований без бюрократии, которая его заела на госслужбе. Путин получил больше контроля и информации о крупнейшем банке страны.

Перед свадьбой

Заряда батареи на ноутбуке должно было хватить часа на два с половиной. Как раз столько и летит самолет в Прагу. «Писать надо быстро, чтобы уложиться в одну батарею и один перелет», – думал Сергей Швецов, доставая из сумки свой ноутбук. Он открыл крышку и увидел, что батарея заряжена не полностью. «Значит, напишу быстрее», – усмехнулся про себя Швецов.

Тридцатисемилетний директор департамента операций на финансовых рынках Банка России Швецов был доволен. Он все-таки сумел вырваться с работы и летел в Прагу на свадьбу к другу. Ему кое-как удалось отпроситься в короткий отпуск у своего шефа, первого заместителя председателя Центробанка Алексея Улюкаева. Тот упирался, отпускать подчиненного не хотел, говорил, что сейчас не время, уж слишком нервная обстановка. Да еще, как назло, зампред ЦБ Константин Корищенко заболел. Улюкаев не хотел оставаться один, без подчиненных, которые в случае чего могли бы помочь. Швецов уже с улыбкой вспомнил, как отпрашивался в отпуск.

– Очень надо, другу обещал! – упирал Швецов и пододвинул поближе свое заявление на отпуск.

Улюкаев сердился:

– Неужели так срочно?

Швецов кивнул головой:

– Срочно. Женится он. Это ж редко бывает.

Улюкаев засмеялся:

– Это у кого как.

Он вздохнул, слегка ударил рукой по столу и сказал:

– Отпущу в отпуск, если напишешь антикризисный план.

Швецов был готов на все: план так план, антикризисный – значит, антикризисный. Любой! Он заулыбался:

– Только я его в понедельник по имейлу пришлю, а улечу завтра – в пятницу 29 августа. Ладно?

Улюкаев исподлобья посмотрел на Швецова.

– Точно пришлешь?

– Конечно. У нас с ребятами есть наработки. Мы ж мониторим зарубежные кризисы уже год. Знаем все меры, которые вводили зарубежные банки. Я сделаю предложения.

Улюкаев удивленно спросил:

– И тебе хватит трех дней?

Швецов с готовностью выпалил:

– Конечно, хватит.

А про себя подумал: «Лишь бы отпустил. Возьму материалы у ребят и напишу в самолете, пока буду лететь на свадьбу». Он знал наверняка, что на свадьбе друга будет заниматься другим – явно не антикризисным планом.

Улюкаев смягчился.

– Ладно, подпишу. Но в понедельник жду план. И ты это… пиши то, что необходимо финансовой системе, не считаясь с правилами, законом о ЦБ. Пиши то, что реально поможет. Хорошо?

Швецов был ошарашен таким подходом. Никогда ранее ему не предлагали пренебречь этой чертой ЦБ – консервативностью. Такая работа – экспериментаторская, можно сказать – ему под стать. И он выпалил:

– Хорошо.

Он быстро выхватил подписанное заявление из-под руки Улюкаева, пока тот не передумал, и буквально вылетел из кабинета. Вечером в пятницу, 29 августа, он сидел в самолете и досадовал на то, что забыл полностью зарядить батарею ноутбука.

Улюкаев не зря попросил подчиненного заняться планом. За рубежом уже на протяжении года вспыхивали кризисы, финансовая система была неустойчивой. В России вроде бы сохранялась спокойная экономическая обстановка, и министр финансов Алексей Кудрин даже назвал страну тихой гаванью[360]. Но Россию то и дело болтало в политических встрясках. Сначала премьер Владимир Путин решил навести порядок с налоговой дисциплиной у компаний и публично пригрозил прислать врача главе крупнейшей металлургической компании России «Мечел» Игорю Зюзину. Путин обвинил его в том, что компания продает сырье за границу по ценам вдвое ниже рыночных и поэтому не платит налоги государству. «Думаю, что Игорь Владимирович должен как можно быстрее поправиться, иначе к нему доктора придется прислать и зачистить все эти проблемы», – сказал Путин на одном из августовских совещаний. Так образно он упрекнул Зюзина в использовании механизма трансфертных цен (когда товары сбывают зависимые друг от друга компании по внутрифирменным, отличным от рыночных, ценам, что дает возможность платить налоги в стране, где они ниже) и уходе от налогов. Слова Путина дорогого стоили. Акции «Мечела» рухнули, потянув за собой весь рынок[361]. Так резко Путин не разбирался с бизнесменами со времен ЮКОСа. Весь август был политически напряженным: Россия стала участвовать в вооруженном конфликте Южной Осетии, Абхазии и Грузии. Там начались боевые действия, и РФ ввела свои войска, объявив об операции по принуждению к миру. Двадцать шестого августа Россия признала независимость Южной Осетии и Абхазии. В этот день фондовые индексы снизились на 6 %. Никто не знал, как к этому конфликту отнесутся другие страны, но понимали, что может быть резко негативная реакция. Впрочем, российский фондовый рынок снижался с мая, а в разгар военного конфликта с Грузией падение лишь ускорилось. В сентябре начался обвал[362].

Швецов устроился у окна, развернул аналитические записки своего департамента, открыл Word и начал печатать заголовок крупным шрифтом: «Антикризисная программа». Времени на раздумья было мало, до Праги лететь недалеко, поэтому решил излагать кратко, только по существу. «Если цена на нефть упадет, рубль ослабнет, и все те, кто сейчас в огромных количествах занимает за границей, ломанутся в Сбер. Сбер после этого выкинет малый и средний бизнес на улицу, и экономика сразу грохнется, – быстро пронеслось в голове. – Поэтому всем держателям валютных бондов надо оказывать поддержку, но не через Сбер, а через Внешэкономбанк, например». Валютный кризис ведет к кризису ликвидности, а за ним следует кризис капитала, в США так и вышло, и там власти уже начали программы докапитализации. Значит, надо упреждающе давать капитал. Банки можно докапитализировать через ОФЗ, – об этом Швецов упомянул в шестом пункте. Благо в России есть много накопленных средств. В Резервном фонде и Фонде национального благосостояния уже больше ста шестидесяти миллиардов долларов[363]. Не то что в кризис десять лет назад, когда денег