Банка для пауков - Виктор Галданов

Машина, на которой они приехали, была оставлена у строительного забора с дальней стороны здания. Оба, чтобы не встречаться с патрулями, охочими до парней азиатской внешности, шли по улице не более пяти метров, пока не скрылись в дыре в заборе. Они в своей работе предусмотрели все, кроме одного: другие люди, также тщательно осмотревшие район, избрали именно этот дом в качестве наилучшей позиции для защиты.

В окнах офиса появился свет. Абдул быстро схватил бинокль и навел его на человека, который шел к сейфу. Фехри принес автомат.

Абдул опустил бинокль и покачал головой.

— Не он.

Фехри опустил автомат. Они видели, как Тариел сел за стол и занялся делами.

— Поздновато работает.

— Угу. Как насчет чаю?

— Пожалуй. У нас его хватит на пару дней.

Фехри поднял термос, когда позади них открылась дверь. Он опустил термос и потянулся к автомату. Позади него Абдул уже вскинул автомат и передернул затвор.

Раздался выстрел и Фехри осыпало штукатуркой. Но Абдулу повезло меньше. Пуля пробила ему голову и он мертвым свалился на пол.

Фехри выронил свой автомат и высоко поднял руки вверх. Амиран и Важа вышли из тени. Важа был вооружен автоматом «стенр», а Амиран — ручным пулеметом.

— Идиоты! — с укоризной сказал он. — И вы думали, что сюда можно пройти незаметно?

Важа поднял кожаный хлыст. Фехри хотел защититься руками, но не успел. Хлыст до крови рассек ему большую часть лица. Фехри упал на пол, а Важа продолжал бить его. Спустя десять минут никто из видевших этого человека ранее не смог бы опознать его лицо, превратившееся в кровавую маску.

Часом позже Автандил повернул грузовик на улицу, проходящую мимо главного офиса фирма «Сабах», основного штаба торгового конгломерата империи Мирзы. Газон медленно проехал мимо здания, при этом двери фургона распахнулись, и изнутри вывалились две одинаковых коробки, сделанные из двух картонных ящиков из-под бананов обмотанных скочем. Два аккуратно запакованных в коробки трупа были доставлены к месту их недавнего отправления.

Грузовик уже исчез за поворотом. Охранники еще немного подождали, однако кто-то из-них решил, что это бомба и тогда вызвали саперов, те эвакуировали офис и окрестные здания. Вскоре прибыли пожарные машины и две санитарных. Собака-сапер явственно указывала на то, что в ящиках что-то не то, потом села и завыла на луну. Ждали саперного робота, который едва доехав до места, сломался. Тем временем программа «Завтречко» получила известие от телезрителей о большом столпотворении в районе Ордынки, и туда выехала съемочная бригада. Вся эта суета длилась до самого утра, пока наконец какой-то из солдат-саперов не решился вскрыть ящики ножом, и тогда в сотнях умов родился один-единственный и вполне закономерный вопрос: «А какой м…к решил, что здесь должна быть бомба?»

* * *

Мирза-ага разговаривал по телефону, в то время как Айзенблюм и Фраэрман-младший сидели и следили за ним.

Когда он закончил и повесил трубку, лицо его было мрачным и он казался совсем старым. Но когда он заговорил, голос его был сильным.

— Два этих ваших суперкиллера, которых мы послали к штабу Тенгиза, только что вернулись обратно. В охлажденном виде.

Остальные посмотрели на него и ничего не сказали.

В дверь постучали. Внутрь заглянул Аяз, женоподобный юноша с явно подкрашенными глазами.

— Вы приказали насчет обеда… Обед уже полчаса как на столе. Если не сядете сейчас, то его лучше выбросить.

Фраэрман посмотрел на Мирзу. Есть совершенно не хотелось.

— Идите поешьте, — устало сказал Мирза-ага. — Я приду вслед за вами, только сделаю еще один звонок.

Оставшись в комнате один, он закрыл дверь и постоял немного, прислушиваясь к сильному биению сердца. Он чувствовал себя неважно.

Подойдя к бару, он налил себе стаканчик настоящего коллекционного коньяка. Золотистая жидкость пробежала по жилам, как расплавленное золото. Биение сердца выровнялось. Он знал, что совершил непростительную ошибку. Никто не скажет ему об этом, но никто и не забудет. Когда делаешь дело, подобное этому, то заканчивать его нужно быстро. Вон как было с прошлыми хозяевами рынков. Восемь человек собрались на назначенную им сходку в загородном кафе, и на то, чтобы уладить с ними абсолютно все вопросы хватило двух минут времени и двух автоматных рожков. И хоть бы у кого повернулся язык сказать хоть слово против. Все приняли сделанное как совершившийся факт передела собственности.

Потом, конечно, будут неприятные слова, какие-то бабы в мечетях будут плевать ему в лицо, какого-то пятнадцатилетку с пистолетом отловят возле офиса (сынок одного из тех восьми, видно отомстить решил), да, неприятности еще будут, но как говорится, конец венчает дело! Объективно даже Дубовицкий признал, что объединение власти над рынками, ее централизация — все это послужило на пользу городу, его жителям. Санитария рынков улучшилась. Централизованное снабжение обеспечило бесперебойный завоз продуктов. Преступность снизилась. Нарушений паспортного режима стало меньше. Исчезли бабушки с семечками и деды с яблочками из своего сада, зато появился культурный торговец с голландскими яблоками и киви. Правда, цены на рынках возросли. Но тут уж ничего не поделаешь, экономическое положение в стране трудное. Вот и теперь, пристрели он этого щенка, и город избавится от опаснейшего уголовника. Однако быстро убрать Тенгиза он не смог, и в результате произошло то, чего не вернешь назад.

Он не осуждал Абдула и Фехри за то, что они не сумели убить Тенгиза. Такое бывает, когда действуешь чересчур поспешно. Однако он осуждал их за то, что они сами умудрились подставиться. Их глупая смерть и без того все осложнила.

Посылая этих двоих таджиков, которых братцы Сулаквелидзе вернули назад в сувенирной упаковке, он сделал последнюю попытку закончить дело быстро и без особого шума. Теперь Мирза-ага переключился на борьбу, в которой мог с большими шансами рассчитывать на успех, ибо всегда хорошо планировал ее.

Он больше не сердился на молодого Тенгиза, это даже уже не было личным делом, это была работа. Он включил камеру наблюдения за женской половиной дома.

Ну вот, мальчик упал и заплакал, а его никто не поднимает, бездельницы, будет кто из вас смотреть за ребенком или нет? Негритянка Джейн вошла в туалет и задрала юбки… Что это она даже не присядет? Что, так и будет делать это стоя? Фатима о чем-то шепчется с это старухой… Что у них может быть общего? Может о любовнике договариваются? Как его провести на женскую половину? Надо бы еще добавить микрофончиков.

А вот и эта тенгизовская подстилка. О чем это она разглагольствует перед хохлушкой и Нушабой? Ну-ка прибавим звук.

— Нет, я на вас тащусь, девки! — заявила Люда. — Какого хрена вы тут ловите?

— Это наша женская судьба, — сказала Нушаба, — он наш муж, отец наших детей, по мусульманскому закону…

— Девочки, в двадцать первом веке каждый человек живет по своему закону, как ему нравится. Нормальная женщина имеет право ходить в кафе и рестораны, на дискотеки, концерты, любить того мужчину, какого захочет, а если какой-то ревнивый хмырь начинает ее лупить за это, то она может его сдать в ментуру и навесить на него срок. А вы тут как в тюряге сидите. Воли не видите. А за что? Вы же ни хрена плохого в жизни не сделалb. Ну угораздило нас родиться без кишки на этом месте, так что же эти елдастые имеют право нас гноить, как Ленин буржуазию?