Иосиф Сталин. Отец народов и его дети - Нелли Гореславская

– Слишком он расчетлив, твой молодой человек, – сказал он дочери.

Смотри-ка, на фронте ведь страшно, там стреляют, а он, видишь, в тылу окопался…

Почему-то Светлана ничем не оправдала своего «молодого человека». Она смолчала. Им дали квартиру в городе, в знаменитом «доме на набережной», чем они были вполне довольны. Со Светланиным мужем Сталин встречаться не стал, он сразу твердо сказал дочери, что этого никогда не будет. У Григория хватило ума ничего не требовать, он и так был устроен вполне прилично – учился в престижном Институте международных отношений, причин беспокоиться о своей карьере у него не имелось, тем более после женитьбы на дочери Сталина.

Увы, не так повел себя его отец. Иосиф Морозов был на семь лет моложе Сталина. За ним, как за новым членом семьи Сталина, было установлено агентурное наблюдение. Собирались сведения и о его прошлом. Ничего исключительного в этом не было – новые родственники глав государств проходят тайную проверку и в других странах. В результате выяснили, что настоящая фамилия отца Григория была Мороз. Он родился в Могилеве в богатой еврейской семье. Революционных заслуг у него не было, до 1917 года он в основном занимался коммерческой деятельностью, в период нэпа в 1921 году открыл в Москве частную аптеку. Однако за взятку налоговому чиновнику Мороз был арестован и провел год в тюрьме. Выйдя на свободу, решил, от греха подальше, прекратить коммерцию и стать скромным советским служащим, устроившись бухгалтером в государственное учреждение. Однако после женитьбы своего сына на дочери Сталина Иосиф Мороз, ставший Морозовым, изменил образ жизни. Он стал везде представляться старым большевиком и профессором. Родство со Сталиным позволило «старому большевику» войти в круг влиятельной советской элиты. Морозов стал встречаться с женой Молотова Полиной Жемчужиной, с Р. С. Землячкой (Розалия Залкинд) и с другими старыми большевиками, объединенными в Москве в «Общество старых большевиков», имевшее клуб и прикрепленное к элитным распределителям продовольственных и промышленных товаров. Он подружился также с академиком Линой Штерн, которая тогда возглавляла Институт физиологии Академии наук СССР. Штерн назначила Морозова своим заместителем по административно-хозяйственной работе института. В разговорах Иосиф Морозов небрежно упоминал о своих мнимых встречах со Сталиным, который якобы регулярно приглашал его на приемы в Кремль, он стал часто отдыхать в правительственном санатории под Москвой «Барвиха», где еще более расширял круг своих связей.

Через три года брак Светланы с Григорием распался, Сталин был этим доволен, хотя, по словам Светланы, сам в дела молодых не вмешивался. Как покажет будущее, больше трех лет она не уживалась ни с одним из мужей.

За отцом бывшего мужа Светланы наблюдали еще несколько месяцев, а затем, в феврале 1948 года, он был арестован. По-видимому, он где-то открыто выражал недовольство якобы принудительным разводом сына и винил в этом Сталина. Иосифа Морозова обвинили в «клеветнических измышлениях против главы Советского государства», что подходило под статью 58–10 об антисоветской активности. Приговор, вынесенный без суда, заочно, через Особое Совещание при МГБ, был достаточно суровым: 15 лет тюремного одиночного заключения. Освободили его в апреле 1953 года по распоряжению Берии, с сыном которого Григорий Морозов поддерживал дружеские отношения и после развода со Светланой. На карьере самого Григория ни арест отца, ни развод со Светланой не отразились.

Между тем в 1945 году в молодой семье появился первенец, которого назвали Иосифом. Конечно же, в честь Сталина, хотя и Григорию обижаться было не на что – его отца звали так же. «Я беззаботно родила ребенка и не думала о нем – его растили две няни – моя и та, которая вырастила Яшину Гулю, мою племянницу».

Светлана бросает эту фразу походя, похоже, не задумываясь, какое впечатление она произведет на читателя. А впечатление остается. Мимоходом брошенная фраза проливает свет на многое, происшедшее позднее…

Светлана показала сына отцу уже после развода, когда тому было уже около трех лет, и он деду, неожиданно для нее, понравился:

«…Мой отец, из своих восьми внуков, знал и видел только троих – моих детей и дочь Яши. И хотя он был незаслуженно холоден всегда к Яше, его дочь Гуля вызывала в нем неподдельную нежность. И еще странней – мой сын, наполовину еврей, сын моего первого мужа, (с которым мой отец даже так и не пожелал познакомиться) – вызывал его нежную любовь. Я помню, как я страшилась первой встречи отца с моим Оськой. Мальчику было около 3-х лет, он был прехорошенький ребенок, – не то грек, не то грузин, с большими семитскими глазами в длинных ресницах. Мне казалось неизбежным, что ребенок должен вызвать у деда неприятное чувство, – но я ничего не понимала в логике сердца. Отец растаял, увидев мальчика. Это было в один из его редких приездов после войны в обезлюдевшее, неузнаваемо тихое Зубалово, где жили тогда всего лишь мой сын и две няни – его и моя, уже старая и больная. Я заканчивала последний курс университета и жила в Москве, а мальчик рос под «моей» традиционной сосной и под опекой двух нежных старух. Отец поиграл с ним полчасика, побродил вокруг дома (вернее – обежал вокруг него, потому что ходил он до последнего дня быстрой, легкой походкой) и уехал. Я осталась «переживать и переваривать» происшедшее, – я была на седьмом небе. При его лаконичности, слова: «сынок у тебя – хорош! Глаза хорошие у него», – равнялись длинной хвалебной оде в устах другого человека. Я поняла, что плохо понимала жизнь, полную неожиданностей. Отец видел Оську еще раза два – последний раз за четыре месяца до смерти, когда малышу было семь лет и он уже ходил в школу. «Какие вдумчивые глаза! – сказал отец, – умный мальчик!» – и опять я была счастлива.

Странно, что и Оська запомнил, очевидно, эту последнюю встречу и сохранил в памяти ощущение сердечного контакта, возникшего между ним и дедом… Портрет деда он поставил на своем письменном столе. Так он стоит вот уже несколько лет… И снова я вижу, что я плохо еще понимаю жизнь, полную неожиданностей…»

«А вот моя Катя, несмотря на то, что мой отец очень любил ее отца (как и всех Ждановых), не вызвала в нем каких-либо особо нежных чувств. Видел он ее всего раз. Ей было года два с половиной, такая забавная, краснощекая кнопка с большими темными, как вишни, глазами. Он рассмеялся, увидев ее, и потом смеялся весь вечер…»

Катя, «забавная, краснощекая кнопка», – стала плодом любви следующего брака Светланы – брака с Юрием Ждановым, сыном любимого соратника Сталина Андрея Жданова, правда, уже умершего к тому времени. Светлана пишет, что вышла она за Юрия без особой любви и чуть ли только не для того, чтобы угодить отцу. Однако не такой она была особой, чтобы даже ради отца смирять и насиловать свои чувства. Но чего не напишешь ради красного словца, а уж если произведение предназначено для продажи в «свободном, цивилизованном мире», то признаться в чувствах к сыну гонителя творческой интеллигенции, ненавидимого этой интеллигенцией едва ли не больше самого Сталина, конечно же, невозможно. А вот ее родственники и знакомые говорят об их браке совсем другое. Так, Гуля, племянница Светланы и дочка Якова, запомнила ее счастливой невестой, примеряющей у зеркала роскошное белое платье. А они с няней любуются на нее – сияющую от счастья и все время повторяющую: «Мой Юрочка лучше всех!»