Марионетка для вампира - Ольга Горышина

Я не поднимала головы от миски с размоченной бумагой. Я вставила в ступню две небольшие жестяные пластинки, а остальное вылепила: от пальчиков до пятки. Завтра придется поработать скальпелем, как скульптору долотом.

Сидеть в тишине или только при скрежете педали швейной машинки с каждой минутой становилось все более и более невыносимей. Человек не может убрать из головы все мысли даже ради любимого дела. Барон что-то думает или даже обдумывает, что испугает любого человека, если действия могут коснуться его в той или иной степени.

Я дождалась, когда барон закончит очередной шов, и позвала его по имени. Милан обернулся. Без улыбки, но с каким-то неестественно сильным отпечатком обеспокоенности на лице.

— Расскажите что-нибудь. А то что мы все молчим…

Я высказала предложение тихо, с опаской, но барон поддержал его. Только не в том ключе, в котором мне хотелось.

— Про нее рассказать?

Он не назвал имени, но оно было лишним в этой комнате.

— Нет, нет! — взмолилась я. — Ее мне довольно! Расскажите лучше про Александру, если еще что-то о ней знаете?

Барон качнул головой.

— А вот о ней не хочу говорить я.

Я не спросила почему, но барон сам решил пояснить:

— Я был влюблен в нее. Безумно. Тебя это удивляет?

Так и хотелось ответить — да не так чтобы!

— Ты никогда не влюблялась в кумиров с афиш, нет?

Снова лучше промолчу — я специализируюсь на посмертных масках.

— А кого вы любили в реальности? — спросила я недопустимый вопрос. Хотя чего там. Сам ведь предлагал влюбить себя в меня. Надо бы для начала выяснить, что его привлекает в женщинах…

— Никого. В реальности я только ревновал. И из ревности пошел на преступление. Ты действительно хочешь знать подробности?

Я молчала, и барон добавил:

— Моей юности?

Юлит, шельмец! Десять лет назад он не был юн. Если только душой.

— Я не любил брата. Никогда. Во всяком случае не так, как положено любить…

Я расправила плечи. Речь пойдет о бритве.

— А когда тот влюбился, и избранница ответила ему взаимностью, я разозлился. Даже не могу объяснить, почему не смог порадоваться за обоих…

Барон не развернул стул от швейной машинки, просто оседлал его и водрузил подбородок на закругленную спинку.

— Я сделал вид, что тоже влюблен. В нее же. У меня не было мысли отбить у брата невесту. Меня хотелось только позлить маминого любимчика. Но брат не просто разозлился. Он впервые потерял уверенность в своем превосходстве надо мной. Мы были похожи с ним, как две капли воды, и мать специально приучила нас к разным прическам и разной одежде. И тут брата как подменили. Он вдруг подстригся, как я. Даже начал копировать мои интонации, не говоря уже про манеру одеваться. А потом, не прошло еще и месяца с моего лживого признания, как он вызвал меня на дуэль. Не смейся.

А я и не смеялась.

— Два старинных пистолета. Один заряжен. Другой нет. Стреляем на счет три. Кому-то повезло. Кому-то нет.

Барон замолчал.

— Ему не повезло, — закончила я после длительной паузы, и барон наградил меня лучезарной улыбкой.

— Вера, нам было по семнадцать. У нас в голове нашлось место для всего, кроме здравого смысла. Мы взяли в секунданты садовника. Разошлись на десять шагов. Прицелились и… Бац… Материнский крик. Жена садовника была послана за ней. Брат с перепугу выстрелил. Я нет. Его пистолет оказался пустым. Я же руки не опустил. Я вдруг подумал, что сейчас убью его, назовусь его именем и получу его невесту. Зачем она была мне нужна, я не знал. Не развил мысль дальше. Не хватило времени. Мать еще бежала к нам. Брат не шелохнулся. Стоял на месте. От страха или из-за чести, кто знает. Я смотрел ему в глаза и понимал, что ненавижу его. Так сильно, как не могут ненавидеть люди. Но я выстрелил мимо. Куда сумел отвести окаменевшую руку, продолжая смотреть брату в глаза. Мать снова закричала. Я попал ей в плечо. Я чуть не убил ту, кого в действительности всю жизнь ревновал к брату. И тут случилось страшное. To, что я никогда не простил брату: он сказал, что я это он. Он, любимый сын, якобы выстрелил в нее, и у меня не хватило мужества открыть перед ней эту ложь. А она, наверное, от ужаса не поняла подмены до самой своей смерти. Лишь в последнюю секунду я вернул себе свое имя, и она меня прокляла. Вот и все. Больше я никого ни к кому не ревновал. Мать была единственной женщиной, чью любовь я желал и чью любовь я получил обманом, — барон шумно вздохнул. — Надеюсь, про любовь мы на этом закончим.

— А чужая невеста как же? — не сумела я удержаться от вопроса.

— Никак. Она осталась с братом. Научиться одинаково целоваться мы не могли. Ее обмануть у нас не получилось бы, да и к чему? Я еще больше возненавидел брата и уехал. Мать обвинила его в низости за то, что тот якобы увел чужую невесту. Они тоже были вынуждены уехать. За глупости судьба берет с нас еще большую плату, Вера, чем за серьезные ошибки.

— И потому вы уничтожили свое лицо?

— Нет. Не потому. Но я не хочу говорить об этом с тобой. Во всяком случае, не сейчас, Вера. Я так и не услышал от тебя "да", поэтому ты не имеешь никакого права знать обо мне все. Хотя я давал тебе шанс в купальне. Спроси ты меня про лицо тогда, я бы выдал все как на духу. А сейчас поздно.

Барон на секунду обернулся к окну.

— До полуночи еще три часа. Чем ты хочешь заняться, Вера? Здесь на сегодня с делами покончено.

Барон поднялся со стула. Я и не заметила, когда он успел расстегнуть жилетку…

— Не забудь вымыть руки.

Я поднялась, едва сдерживая в коленях дрожь, и прошла к раковине. Барон шел следом, почти наступая мне на пятки. Только бы не обернуться, только бы не обернуться…

Не знаю, насколько разными были поцелуи у братьев, но Милан повторял каждый раз все в точности до движения пальцев — и мне вдруг подумалось, что измени он хоть одну ноту, и этюд самостоятельно перерастет в большую пьесу, играть которую барон не смеет себе позволить из-за чужого кольца на моем пальце. Никогда не снимай кольцо — пан Ондржей, зная особенности характера барона Сметаны, напугал меня ценностью камня, чтобы не спугнуть сообщением о возможных домогательствах со стороны Милана. Да, да, так оно и есть…

Эта мысль не испугала, а скорее успокоила. Пан Ондржей далеко не пай-мальчик, и я всего лишь орудие в его игре, но он, как мог, позаботился о моей безопасности, назвав невестой Яна. Нельзя, нельзя было брать кольцо и соглашаться на всю эту музейную аферу, но сейчас нельзя кольцо снимать и соглашаться на другую — брачную, если у барона заклинило мозг и он не шутит. Два дня, осталось пережить всего каких-то два дня — и я заставлю пана Ондржея забрать меня отсюда.