Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон

— Это правда, — немедленно откликнулась Джессика. — Делия никогда не лжет о себе. На самом деле она очень редко говорит о себе, но уж если говорит — поверьте мне, это серьезно.

— Что будем с ней делать? — спросил физик. — Следует ли ее разбудить и посоветовать идти в постель?

— Не думаю, что у вас получится. — Марджори макнула сухарик в вино. — Теперь она проспит до утра.

— Но мы не можем оставить ее здесь, за столом.

— Когда допьем вино, мы с вами отнесем ее наверх, — предложил банкир. — А девушки уложат в кровать.

— Если бы Делия была вашей подругой и переживала все то, о чем сейчас говорила, вы догадались бы об этом? — спросила Джессика у Марджори.

— Что она переживает кризис? О да. Я бы догадалась.

— Как получается, что вы, совершенно посторонний человек, это увидели, а я — нет, хотя знаю ее так хорошо? И находилась от нее так близко?

— Я наблюдаю людей, это моя работа. А вы — нет. Кроме того, существует определенное количество эмоциональной сумятицы, с которой человек может смириться. У всех нас есть свои пределы. Делия нащупала этот предел, и теперь займется переоценкой собственного «я» с точки зрения практической жизни и приемлемости для себя. Ей повезло — не многие на это способны.

— Не у многих из нас есть ее дарование, — заметил Джордж. — Я все-таки думаю, какая это потеря для музыки!

— В вас говорит сентиментальность, ничего больше, — возразила Свифт. — В мире множество певцов, они приходят и уходят, а музыка остается. Кроме того, если она не будет петь Верди, это не означает, что вы никогда не услышите другой Дездемоны. И только подумайте о той радости, что Делия принесет тысячам и тысячам людей, которые никогда и рядом не бывают с оперным театром, если будет петь что-то иное. Они будут выходить с каждого ее музыкального шоу веселыми, беззаботными, чувствуя на душе радость — ведь на целый час или больше удалось забыть о своих проблемах. А когда на следующее утро — стоя в ожидании переполненного трамвая, чтобы ехать на свою унылую работу, и беспокоясь о том, чем заплатить за ремонт парового котла, — они станут мурлыкать под нос мелодию из вчерашнего мюзикла, то вспомнят, как были счастливы, слушая восхитительный голос Делии, и приободрятся. Для мира этот талант такой же дар, как и умение трогать души в оперной трагедии. Пусть немного иной, но для ее собратьев-людей несущий такое же благо.

Хельзингер хмурился.

— Из ваших слов следует, что простое развлечение имеет равную ценность с…

— Чушь! — оборвала Марджори. — Место найдется для обоих. Я вот не пишу… не писала… высоколобой литературы. Я люблю ее читать… ну, некоторую часть. По мне, нет ничего лучше Шекспира или Горация. Но простые радости жизни нам тоже нужны. Вам самому не хватает жизненных радостей, Джордж, тогда, может, вы не были бы таким грустным.

Лицо ученого вдруг озарилось улыбкой, превратившей его из обычного, довольно невзрачного человека в очень обаятельного.

— Да, вы правы. Вы совершенно правы.

Какой симпатичный человек, подумала Джессика и обнаружила, что зевает так же широко, как недавно подруга.

— Пора перенести Делию в кровать, — подвел итог Люциус.

На следующее утро Воэн приплелась в комнату Джессики, горестно стеная из-за головной боли.

— Будь ангелом, закрой эти ставни. Свет лупит в глаза просто немилосердно.

— Выпей воды. Побольше. Я знала, что ты будешь жалеть о выпитом.

— Я совершенно не жалею, вино было восхитительное, до последней капли. У тебя есть аспирин?

— Да, но прими его после еды.

— Кофе хорошо бы. — Делия болезненно поморщилась, от того что слишком резко дернула головой.

Внизу Люциус, чисто выбритый, с аурой баловня судьбы, который, поднявшись спозаранок, уже успел поплавать в море, вручил Делии бокал с устрашающей красной жидкостью.

— Что это? — подозрительно спросила она. — Выглядит довольно омерзительно и пахнет, как микстура от кашля.

— Итальянский вариант коктейля «Устрица в пустыне». Пришлось довольствоваться тем, что нашлось в шкафчиках Бенедетты, но, думаю, это сработает. Проглотите залпом.

Воэн с сомнением посмотрела на бокал, но послушно выпила. На лице ее появилось выражение омерзения, и она бросилась к двери. Потом остановилась, и выражение шока на лице сменилось удивлением.

— Черт побери, что там было?

— Всего понемножку. А теперь хорошенько позавтракайте, сходите искупаться, потом поспите где-нибудь в тенечке, и к ленчу будете как огурчик.

— Вот что значит молодость, — пробормотал Джордж, глядя, как Делия наворачивает за завтраком.

— А вы потакали себе в молодости? — спросила певица.

— Редко. Конечно, во время войны…

— Алкоголь было не всегда легко достать, — закончила Марджори.

— Я тогда еще училась в школе, — пожала плечами Воэн. — Так что не помню.

Делия воспользовалась советом Люциуса и лежала под двумя зонтиками от солнца, а около нее возвышалась горка книг и кувшин с ледяной водой, предусмотрительно принесенный Бенедеттой. Итальянка также добавила в питье крохотную рюмку какой-то вонючей коричневой жидкости.

Певица пригубила снадобье.

— Яд, — скривилась она. — Бенедетта — это переодетая Лукреция Борджиа и хочет моей смерти.

Джессика понюхала жидкость.

— Действительно, немного похоже на ведьминское зелье. На твоем месте я это залпом проглотила бы. Думаю, Бенедетта прекрасно разбирается в том, что бывает после вчерашнего. Не на собственном опыте, конечно, но бьюсь об заклад, артистические гости Беатриче Маласпины были веселой компанией.

— Разговоры, вино и сигареты далеко за полночь. Богемная жизнь.

— Не смей только курить. Тебе надо беречь голос. — Мелдон разложила шезлонг и устроилась около подруги с книгой.

— Что читаешь?

— Одну из книжек Марджори. Помню, что когда-то читала их с удовольствием, вот и решила перечесть заново.

— Что толку, раз знаешь, кто убийца?

— Они и сами по себе неплохи. Что можно сказать не обо всех детективах, тут ты права. Но книги Марджори остроумны и хорошо написаны, и, честное слово, по второму разу нравятся мне не меньше. Посмотрим. — Джессика раскрыла книгу и разгладила рукой страницу. Потом опустила книгу на живот. — Не могу поверить, что Люциус собирается жениться на Эльфриде. Ни за что пропадет человек! Мы не могли бы что-то предпринять по этому поводу?

— В смысле, все ему рассказать? Попытаться растолковать, что представляет собой Эльфрида?

— Думаю, невозможно втолковать влюбленному неприглядные вещи о предмете его обожания. Начать с того, что он нам попросту не поверит.