Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

Хотя, наверное, военный, не слишком знакомый с тактикой басмачей, предпочел бы попробовать выскользнуть из ловушки, что называется «на мягких лапах», то есть красться опасливыми шагами, выслав во все стороны дозоры. Вильмонт же выбрал лихой кавалерийский наскок. Генерал рассудил так: туркмены неплохие стрелки и ждут появления русских. Как ни крадись мимо них, всё равно заметят и быстренько пересчитают из своих винтовок весь немногочисленный экспедиционный отряд.

Другое дело стремительный бросок. В своих путешествиях по степям и пустыням опытный разведчик не раз становился свидетелем странной закономерности, когда мчащиеся на противника всадники, которые вроде бы представляли собой на открытой местности большие и удобные мишени, тем не менее не только разбивали наголову укрывшегося на хорошо защищённых позициях – в камнях и ложбинках туземцев, но почти не имели при этом потерь. Объясняется это тем, что, во-первых, быстрое движение делает всадника трудной целью (особенно в темноте), а во-вторых, у азиатов часто сдают нервы при виде мчащейся на них во весь опор кавалерии.

Похоже вера в избранное решение у генерала была столь сильна, что, собираясь в бой, он выглядел так, будто ему предстояла охота или выезд на пикник. В этот критический момент Вильмонту удалось сплотить вокруг себя людей, заразить всех своей отвагой и уверенностью. Лишь купец сильно нервничал, и обращённые к нему слова генерала не придали ему уверенности:

– Не советую отставать, Вардан. Следуй со своими верблюдами за нами на расстоянии ста-двухсот шагов, но не более. Мы пробьём брешь в цепи вражеских стрелков, в которую сможет пройти караван. А, оказавшись в степи, начнём запутывать свой след, чтобы обмануть преследователей.

После этого начальник вновь обратился к немногочисленным бойцам своего «эскадрона»:

– По коням! Запомните, братцы, темп набираем постепенно: первые сто метров движемся шагом, затем по моему сигналу переходим на рысь, преодолеваем ещё примерно двести метров, и когда до врага останется шагов пятьдесят-семьдесят шашки из ножен вон, а лошадей в галоп! Только не торопитесь, чтобы раньше времени не измотать лошадок. И держать строй! Не упускайте из виду соседа справа и слева, иначе в такой ночи отбиться от группы и заплутать проще простого. Главное, товарищи, – спокойствие.

В это время купец о чём-то шептался с комиссаром. Коротко переговорив с караванщиком, Лаптев поспешил к Вильмонту.

– Вардан не хочет рисковать товаром, он просит позволить ему решить дело без шума. Пусть попробует, а?

– У нас нет времени! – недовольно ответил генерал. Конь под ним вёл себя беспокойно, предчувствуя атаку.

Купец стал уверять начальника, что сможет договориться с предводителем разбойников.

– Я деловой человек, а война вредит торговле. Лучше я отдам треть накопленного, чем лишусь всего. В конце концов, нет такого человека, которому блеск золота не затуманил бы взор. Вожделенный металл смягчает сердца и развязывает языки.

– Хорошо, я согласен – после короткого раздумья, ответил генерал и улыбнулся торговцу. – Ведь мы же теперь компаньоны! Только имей в виду, Вардан: я пойду с тобой, а в карманы положу по бомбе. Если бандиты не соблазняться твоими деньгами, я одну швырну в них, а второй взорву себя.

Купец сглотнул слюну, но заставил себя улыбнуться в ответ.

– Этого не потребуется, начальник! Я умею убеждать людей.

Последним распоряжением отправившегося на переговоры с басмачами начальника экспедиции было зажечь костёр, чтобы в непроглядном мраке безлунной ночи он с караванщиком смог найти обратную дорогу к лагерю.

Одиссей ощущал тревожное одиночество, словно мальчишка, который остался один в дикой степи, в то время когда сильный и надёжный отец ушёл собирать хворост для костра. Что переживал сидящий рядом с ним возле костра комиссар, понять было трудно, однако Лаптев не выглядел особенно обеспокоенным. Он посасывал воблу, и время от времени чему-то усмехался. Наконец возразил вслух:

– Да нет! Кишка у него тонка взорвать себя бомбой!

Эта реплика прозвучала из уст комиссара, как продолжение внутреннего диалога, который он вёл сам с собой.

– Почему вы так считаете? Генерал – мужественный человек, и в отличие от некоторых слов на ветер не бросает.

Но комиссар всё равно был уверен, что генерал блефовал.

– Потому что такое только истинному революционеру под силу. Аристократ он и есть аристократ!

Это словечко «аристократ» одессит произнёс с большим презрением. Луков почувствовал, что в понятии Лаптева оно обозначало нечто большее, чем просто дворянское происхождение и высокий царский чин. Похоже «аристократами» Лаптев обзывал всех тех, кто не исповедовал высоких моральных ценностей революционной среды, к которой он Лаптев принадлежал. А значит «аристократы» не могли быть по-настоящему крепки духом и чисты помыслами.

Вдруг тишину ночи разорвал выстрел, за ним последовал второй, третий. Одиссею показалось, что как минимум один выстрел прозвучал не со стороны басмачей. Затем грохнула взорвавшаяся граната.

– Бежим, скорее! – хватая ружьё, вскочил на ноги обеспокоенный Луков. Но комиссар взглянул на него, как на идиота и, ничего не объясняя, стал энергично затаптывать костёр.

Одиссей побежал на выстрелы и вскоре остался один во мраке.

Никто из бойцов конвойной команды не присоединился к нему. В отсутствии харизматичного командира, только что на глазах Лукова горевшие отвагой красноармейцы, растеряли свой пыл.

Больше не стреляли, и в наступившей зловещей тишине Одиссей бежал наугад. Совершенно невозможно было определить, в какой стороне находиться собственный лагерь, а где позиции басмачей. Вскоре Лукову стало казаться, что он потерял верное направление. Земля в этом месте была каменистая. Много попадалось достаточно крупных булыжников. Чтобы не споткнуться, пришлось перейти с бега на шаг. Проплутав, наверное, четверть часа, молодой мужчина пришёл к выводу, что окончательно заблудился. Положение было отчаянным. И в этот момент, когда надежда отыскать в кромешном мраке своих казалось погасла, Одиссей к своей огромной радости наткнулся на начальника. Согнувшись под тяжестью беспомощного купца, генерал тоже пытался отыскать дорогу в лагерь.

– Анри Николаевич! – радостно бросился навстречу командиру Одиссей.

– Тише вы! Шепотом говорите! – сердито шикнул на учёного обливающийся потом начальник. У него было бледное окаменевшее лицо.

Над самым ухом Одиссея с визгом пронеслась винтовочная пуля.

– Вот видите! – упрекнул молодого человека старик.

Одиссей помог Вильмонту осторожно опустить раненого на землю. Генерал устало опустился рядом с караванщиком. Несчастный купец дышал тяжело и часто. Он был без сознания. В темноте Одиссей не видел, куда именно его ранило. Вдруг толстяк громко застонал от боли, и генералу пришлось зажать ему рот рукой.