Загадка о тигрином следе - Антон Кротков

– А то, что у вас хватит духа подпустить врага на расстояние уверенного выстрела, вы уже доказали! Эта двустволка – навроде сицилийской лупары: один её ствол заряжен крупной картечью, а другой – мощной «медвежьей» пулей. Так что не завидую тому, кто в бою окажется у вас на пути.

Между тем Гранит Лаптев всё ещё не мог успокоиться из-за унижения, которого его подверг начальник, отказав ему в нормальном оружии. Вдруг он выхватил из ножен широкий с кривым лезвием клинок. Вначале Луков решил, что взбешённый комиссар решил рассечь надвое своего обидчика, а заодно и любого, кто окажется рядом с ним. Но лохматый смутьян со сломанным носом начал яростно рассекать саблей воздух перед собой, демонстрируя, что способен из любого сделать бифштекс с кровью. Посчитав, что произвёл на всех должное впечатление, 20-летний задира аккуратно вложил клинок обратно в ножны.

Как выяснилось чуть позже, эта сцена была всего лишь прелюдией к более серьёзным событиям, которые развернулись этим же вечером на бивуаке.

Когда солнечный диск наполовину закатился за горизонт, и небо быстро стало темнеть, генерал объявил привал. Был зажжён костёр. Степь в этих местах была покрыта густыми зарослями колючки и саксаула, которые являлись прекрасным топливом. Колючка давала жаркое пламя, и главное, что её вокруг было вдоволь.

Одиссей расстелил на земле что-то вроде походной кровати, которую вместе с другим снаряжением получил от астраханских интендантов. Он уже знал какими короткими кажутся весенние ночи. От усталости едва успеваешь сомкнуть ресницы, и кажется ещё толком не успел насладиться сном, как уже разносится зычный голос генерала, объявляющего побудку. Лагерь сразу наполняется суетой, голосами и резкими звуками. Кто-то уже будет тебя, – тормошит за плечо или бесцеремонно дёргает за ногу.

Впрочем, пока ещё можно было наслаждаться покоем под толстой солдатской шинелью. Она служила Одиссею одеялом, хотя и не могла полностью спасти от пронизывающего до костей ночного холода. Получая её на складе, Луков едва не совершил большую глупость, попытавшись сдать обратно. Дело в том, что шинель была трофейная с погонами – простыми матерчатыми погонами цвета хаки. Она была снята с убитого белогвардейского солдата, о чём свидетельствовала крохотная дырочка на груди, как раз, там, где у Одиссея тоже находилось сердце. Несчастный был примерно одного с ним роста, да и комплекцией они должны были быть одинаковой. На подкладке шинели вокруг дырочки осталось бурое пятно. Увидав его Одиссей наотрез отказался облачаться в шинель. Генералу стоило большого труда уговорить его, он даже властно прикрикнул на подчинённого, и грозно сообщил, что приказы начальства не принято обсуждать.

Зато теперь Одиссей с благодарностью думал о том, что если бы не начальник, околеть ему в первую же ночь!

Генерал сидел на бревне шагах в десяти от него. На фоне огня Луков в малейших деталях видел его задумчивую фигуру. Вдруг Луков заметил приближающегося комиссара. Тот был не один, заодно с ним шли солдаты и матросы, которых прикомандировали к экспедиции по приказу самого руководителя обороны Астрахани Кирова. Шайка приближалась к генералу с видом заговорщиков. Не доходя шагов пятнадцати до того места, где сидел начальник, сопровождающие комиссара люди остановились. Сбившись в кучку, они остались ожидать в сторонке, а к генералу решительно направился один лишь их предводитель. Луков сразу догадался, что комиссар затеял очередную смуту. Одиссей нащупал под одеялом двустволку, с которой теперь не расставался.

Подойдя вплотную к погружённому в свои мысли Вильмонту, Лаптев с ходу объявил:

– Так что организованный мною солдатский совет выбрал меня новым командиром.

– А не пошли бы вы ко всем чертям! – подняв глаза на наглого мальчишку и, скользнув недоумённым взглядом по взволнованной фигуре мятежника, устало произнёс Вильмонт. Было видно, что у него нет ни малейшего желания пикироваться с неугомонным интриганом. Только так просто от комиссара было не отделаться!

– Считайте себя низложенным, Ваше Превосходительство! – с издёвкой сообщил Лаптев, и торжествующе оглянулся на свою свиту.

– Красным орлам надоело носить беляцкие погоны и служить генералу. Красный командир должен быть частью народа. Он должен одеваться, как народ, разговаривать, как народ, чтобы быть понятным любому неграмотному солдату. А от вас, Ваше Превосходительство, за версту несёт одеколоном и английским мылом. Вместо того чтобы читать самому и другим революционную прессу, вы на досуге почитываете французский романчик!

Закончив перечислять все накопившиеся к генералу претензии, комиссар сделал широкий жест в сторону своих избирателей:

– Одним словом, братва желает меня!

– Этого мало, любезнейший, – спокойно ответил генерал. – Ваши действия абсолютно неправомочны.

Тогда комиссар заявил, что именно он. а не бывший царский генерал, является законным представителем большевистской власти в экспедиции, и наделён чрезвычайными полномочиями.

– И каковы же ваши полномочия? – насмешливо поинтересовался Вильмонт. – Вы вообще здесь кто?

– Я истинный сын пролетарской революции! Она меня поставила сюда. И вообще, теперь наше время! – сбивчиво и пышно митинговал комиссар. – Мы в семнадцать лет можем водить в бой армии и эскадры. Старые офицеры нам без надобности!

– Неужели?

– Зря смеётесь! Уверяю вас, господин жандарм, что я без всякого содрогания возьмусь за ваши золотые эполеты и сорву их с вас, если не подчинитесь решению Совета – пригрозил комиссар, после чего снова был послан невозмутимым генералом катится вон.

Столь пренебрежительное отношение окончательно вывело комиссара из себя. Обиженный Лаптев вытянул шею, как гусак, намеревающийся зашипеть и ущипнуть. Он раздвинул ноздри, глаза его сделались бешенными, а всё лицо приобрело свирепый вид. Гранит яростно закричал, брызгая слюной, что не видать Красной армии победы до тех пор, пока из всех её штабов и частей не будут вычищены бывшие дворяне и офицеры.

– Мы пришли, чтобы очистить авгиевы конюшни умершего режима! Вы часть бывшей России, так что не мешайтесь у нас под ногами! Вы паразиты на юном теле нашей прекрасной революции! Я знаю, что ты, жандармская гадина, выдашь меня врагу при первой же возможности, как комиссара республики! Тебя господа Деникин и Врангель примут с распростёртыми объятиями, а меня и ребят вздёрнут на первой же осине!

Генерал спокойно выслушал брошенные ему обвинения, после чего ответил:

– Мне будет искренне жаль вашу революцию, если в итоге усилий слишком рьяных комиссаров навроде вас на все более-менее значимые посты будут расставлены вчерашние ремесленники и кухарки. Ещё хуже, если армиями станут руководить торгаши и спекулянты. Такое уже было после февральской революции семнадцатого года, когда исполняющий обязанности военного министра премьер Керенский и товарищ министра бывший террорист Савинков стали раздавать должности всяким проходимцам и площадным горлопанам. У меня сердце обливалось кровью, когда на выборные должности солдаты стали выбирать демагогов и пьяниц, наделённых всеми пороками, которые вышли из кабаков и непотребных заведений, из всех социальных пороков, и вдруг поднялись до командиров рот, полков и даже армий. Как можно поручить хотя бы роту человеку, которому опасно доверить даже артельную кассу шести рядовых?