Московская сага. Тюрьма и мир - Василий Аксенов

Он говорит «спасибо», но это вовсе не означает, что онпросит, что он мой друг. Он чему-то нехорошему научился у этих умников евреев.У этих профессоров нет исторической благодарности. Мы спасли их от «чернойсотни» и от Гитлера, а они все равно смотрят на нас, как на голого человека,как на учебное пособие для своих теорий. А ведь профессиональный революционер –человек особой закалки, так Троцкий говорил. Нет, Троцкий ничего не говорил. УЛьва было слишком большое самомнение, и он ничего хорошего не говорил. Если быон был скромнее, не возникло бы такое безобразное явление, как троцкизм. Теперьпоздно говорить. Вовремя не выкорчевали, и вот он распространяется по всемутелу, принимает форму этих безобразных диагнозов. Профессор Градов можетоказаться невольным пособником международного троцкизма. Нет, не этого я оттебя ждал, генацвале! Нередко воображалось, что после разгона всех этихоколокремлевских трутней приходит профессор Градов, вечный спаситель, тот, чтокогда-то уже разогнал излишки свинца, пробил путь в Алазанскую долину, то есть,по-мужски говоря, помог просраться, внес свою лепту в борьбу за всеобщеесчастье, вот он приходит, лоб высокий, глаза ясные, руки теплые. Бережно илегко, тактично проводит осмотр, после чего говорит: «Сталин-батоно, да тыздоров, как весь СССР, и не обращай внимания на то, что тебе говорят все этиТрувси-Вовси, Геттингеры-Эттингеры!» Вместо этого он прощупывает каждую жилку,прослушивает каждую клетку, как будто решил узнать, от чего я умру. В томсмысле, что сдохну без покаяния. Странное желание, ничем не лучшеантисоветского шпионажа. Ведь его же вызывают опровергнуть, а не подтвердить,неужели он этого не понимает? Странная глухота, надо будет внимательнееперечитать его книгу «Боль и обезболивание», там внезапно может многоеоткрыться. Может быть, я, великий Сталин, как тут все вокруг кричат, ужеприговорен и теперь остался совсем один, как в школьные годы, без помощи и безпокаяния? «Отпусти мне грехи мои, Владыко», – еле слышно по-грузинскипробормотал пациент. Нет, это не то, не к тому обращаюсь...

– Вы что-то сказали, товарищ Сталин? – спросил Градов.

Сталин вынырнул из тяжелой дремоты, усмехнулся:

– Нет-нет, вы меня немножко просто усыпили своим осмотром,профессор.

– Ну что ж, осмотр закончен, – с профессиональнойбодростью сказал врач, – а теперь, Иосиф Виссарионович, мы вместе сперсоналом должны будем снять у вас электрокардиограмму, сделать рентгеновскийснимок грудной клетки, анализы крови и мочи. После этого мне понадобятся часадва для анализа всех этих данных.

– Значит, после анализов я смогу вернуться к делам? –спросил вождь.

– Если можно, никаких дел сегодня, Иосиф Виссарионович.Лучше всего было бы отвлечься, почитать что-нибудь легкое или посмотреть кино.

– Сегодня вы хозяин в Кремле, – хмурая шутка былапроизнесена каким-то совсем не шутливым, скорее, зловещим тоном. Градов, никакне отвечая на шутку – приглашаешь врача, изволь подчиняться, будь ты хотьтрижды дракон своей страны, – открыл дверь в смежную комнату и громкосказал:

– Попрошу халат для товарища Сталина! Какой халат? Лучшевсего теплый халат!

Среди персонала возникла бестолковая суета.

– Идиоты, – устало сказал Сталин.

Градов пожал плечами. Общее недовольство бестолковостьюперсонала как-то смягчило их взаимоотношения. Вдруг произошло одно изкремлевских чудес: явился халат. Только что не было никакого халата, и вдругсмятение и ужас родили великолепный махровый, тяжелый и длинный, почти до полахалат, никоим образом не унижающий человеческого достоинства генеральногосекретаря, а, напротив, даже поднимающий это достоинство. Эти длинные одеждыувеличивают достоинство руководителя; почему к ним не вернуться?

Вместе со Сталиным, ведомый двумя холопами в белом,профессор Градов отправился по кремлевскому коридору в процедурные кабинетымедсанчасти. В почтительном отдалении позади тащилась целая толпа другиххолопов.

...На все худо-бедно ушло не менее трех часов, прежде чемСталин и Градов снова оказались наедине.

– У меня сложилось впечатление, Иосиф Виссарионович, –начал Градов говорить любезным, но отнюдь не заискивающим, даже, пожалуй,чуть-чуть слишком не заискивающим тоном для хорошего тона, – что состояниевашего здоровья вызывает серьезные опасения. Кроме медикаментозного лечения,список которого я подготовил, я бы предложил для такого больного, каквы... – Сталин при этих словах, «больного, как вы», глянул на негоподыхающим тигром... – я бы предложил более важные даже, чем медикаменты,мероприятия, а именно полную перемену образа жизни. Две ваших самых главныхбеды, товарищ Сталин, то есть я хотел сказать, две ваших главных заботы – этоколоссальное нервное напряжение и наличие в организме избыточного количествавещества, именуемого холестерин. Мировая медицина, к сожалению, пока не можетна должном уровне провести ангиографию ваших сосудов, однако я боюсь, что онисильно изменены холестерином. Есть, однако, способы уменьшить этот проклятый,забивающий артерии холестерин. Прежде всего следует немедленно и бесповоротнобросить курить. Затем категорическим образом изменить питание, то естьполностью исключить животные жиры, сосредоточиться главным образом на овощах ифруктах. Третий важнейший фактор: движение. Под руководством специального врачавам следует приступить к ежедневным физическим упражнениям, сначала оченьлегкого характера, потом увеличивать. Что же касается нервных перегрузок, то ихнадо категорически избегать, полностью устранить их из своего режима дня, инымисловами, вам нельзя более работать так, как вы работаете сейчас. В принципе,вам вообще нельзя работать, Иосиф Виссарионович.

– Вы понимаете, что вы говорите, профессор Градов? –перебил его Сталин и так посмотрел на врача, как будто не Градов ему, а онГрадову ставит в этот момент нехороший диагноз. – Вы понимаете, что этозначит: мне перестать работать?

Градов выдержал взгляд с прохладным спокойствием. Он ужерешился. Больше не запугаете. Мне семьдесят шесть лет, и больше я не потеряю никапли своего достоинства. Может быть, даже восстановлю несколько капель. Азачем они тебе, эти капли, в семьдесят шесть лет? Вот, вообразите,генералиссимус, они мне нужны.

– Понимаю я или не понимаю, что это значит в политическомсмысле, не имеет в данный момент большого значения. Меня пригласили сюда какврача, и я без всяких утаек сообщаю вам свое врачебное заключение, товарищСталин.

– Это любопытно, – произнес Сталин, еле сдерживая гневи тоску: пропал, улетучился многолетний его охранительный символ, именуемыйпрофессор Градов, перед ним сидел холодный и спокойный почти враг. –Любопытно, что заключение старого русского врача совпадает с мнением этихГеттингера и Трувси.