Годунов. Кровавый путь к трону - Александр Бубенников

С самого утра 13 апреля 1605 года Годунов, как всегда, «занимался воспитанием» сына. На этот раз, по просьбе отца, Федор пришел с кипой карт, сделанных собственной рукой – первого картографа Русского государства. Пока он аккуратно раскладывал все сделанные им карты на огромном столе в царской палате, отец взирал на сына с невероятной для не очень-то сентиментального царя любовью и нежностью. Вздохнул и неожиданно для себя подумал:

«Хоть сейчас передавай сыну скипетр государя и возводи его на престол. Созрел для больших государственных дел царевич, точно созрел. И будут потом иноземные послы докладывать в свои страны правителям о шестнадцатилетнем „просвещенном государе Московском“, недаром с юных лет сам лично воспитывал вместе с большим русским умником „дядькой“, наставником Иваном Чемодановым, многими талантами знаменитым. Телом изобилен сын в отца, только у него сильное тренированное тело воина, в отличие от становящегося рыхлым и слабым от возраста тела государя. И фигурой, и статью с ростом хорош. Очами и волосами черными в нашу, годуновскую породу пошел. А что взял от матери и от деда Малюты? Наверное, решительный напористый характер – любое порученное дело доводит до конца. Только нет в его характере злобности и ярости, как у матери с дедом, но это к лучшему для роли „просвещенного“ государя. Вот поручил ему карты Русского государства, по описаниям и измерениям воевод и дьяков нарисовать, – взялся с удовольствием и сноровкой. Откуда у него такое прилежание и усердие? И рисовальщиком будет отменным „государь просвещенный“, его хоть сейчас отдавай в артель богомазов – маслом каши не испортит… И женить его пора… Вот выдам дочку замуж, начну подбирать и ему невесту. Чуть-чуть его не поженил в десятилетнем возрасте на английской принцессе, нашла какую-то юную родственницу королева Елизавета, да умерла не вовремя. Думского боярина Михаила Татищева год назад посылал в грузинское царство Картли, если бы картлийский царь Георгий сразу же согласился перейти в русское подданство, женил бы Федора на его царевне Елене и получил бы за ней в приданое царство Картли. Царь Георгий вроде как присягнул мне, а дочку с Татищевым не отпустил в раздумьях, задержал у себя до следующего посольства московского. Хитер царь Георгий, прослышал про самозванца, выступившего против меня с угрозой согнать избранного царя с престола…»

Годунов в своих думах, что теснились в его голове, уже рассматривал карты Русского государства, созданные Федором и чертежниками из московских дворян, которых царевич отбирал лично. «Молодец царевич, уже сделал полезное дело для государства, причем в самом нежном возрасте, – подумал он, с удовольствием рассматривая карты русских земель, плана Москвы. – И талантами не обижен, и знаниями не обделен будущий государь Московский… А он, чудак, на войну с самозванцем рвется… Ведь Русскому православному государству можно послужить и на другом полезном поприще…»

– Кое-что в моих картах еще придется доработать, – пояснял раскрасневшийся, похорошевший Федор, уже понявший по довольному виду отца, что тому понравилась кропотливая работа сына. – Искажения расстояний между городами и реками, что ты видишь на карте, связаны с различными определениями единиц измерений «верст», «саженей» в различных землях…

– И что надо делать, чтобы сделать карты достоверными?

– Послать во все земли обученных людей, произвести новые измерения непосредственно на земле и внести в карты все необходимые изменения…

– Но это же большая работа, Федор!

– Не маленькая, одному человеку не под силу, – согласился тот, – но у меня есть обученные люди, те обучат других, и работа будет выполнена. Все результаты измерений попадают в мои руки, и я со своими помощниками быстро сделаю новые карты, устранив старые неточности и искажения…

– Работай, сынок, благословляю тебя на труды, летом разошлешь в нужные тебе земли своих людей…

– Спасибо, государь, что оценил значение для государства моего скромного труда.

– Я тебе чуть погодя своих опытных людей из приказов выделю. Вот только управимся с самозванцем своими силами и с помощью иноземцев… Я сегодня отдам последние распоряжения в Думе по высылке в северские земли нового московского войска под началом новоиспеченного боярина Басманова… А потом приму послов, разъясню им, чего хочет от их королей сильный государь Московский, заодно и отобедаю с ними, чтобы закрепить сказанное отменной пищей с вином заморским… А теперь давай выслушаем дьяка Петра, узнаем, какие новые слухи о царе Московском и самозванце появились…

Вошел дьяк с испуганным лицом и излишне долго переминался с ноги на ногу, прежде чем начать пересказ последних московских слухов. Годунов понял: что-то не так, но сделал вид, что ничего странного не замечает в поведении заметно нервничающего дьяка. Сказал весело, даже нарочито задиристо:

– Опять тянешь кота за хвост, Петр, или к хвосту прицепились слухи плохие? Говори, как есть, – решительно потребовал он. – Не бойся огорчить, но бойся сказать неправду, лукавя.

– А слухи такие, – с неподдельным страхом выдавливал из себя застревающие в горле слова дьяк, – что, испугавшись до смерти сильного и опасного самозванца, ты можешь покончить жизнь самоубийством… – и тут же прикусил себе язык, чтобы не ляпнуть сдуру чего лишнего…

– Все? – равнодушным голосом спросил царь. – Или еще что есть сказать о самоубийстве царя? Не тушуйся, говори все, как есть на самом деле, в деталях и подробностях. Для этого тебя и держат в сыскном приказе Семена Годунова, чтоб говорил одну правду и суть слуха. Или пожаловаться боярину Семену, что его дьяк Петр тушуется и что-то скрывает от своего государя?

Дьяк дернул головой, перестал переминаться, вытянулся, как струна, и уже без липкого животного страха осмелился резать правду-матку о темных слухах:

– Никак нет, государь, ничего не скрываю и скрывать не намерен.

– То-то же, смотри у меня, мне же важно знать, откуда ноги растут и уши высовываются – из Чудова монастыря или из боярской вольницы произрастают?

– …Так вот, суть слухов такова: в страхе и отчаянии нездоровый, смертельно больной государь может лишить себя жизни ядом…

– Не дождутся, мрази! – рявкнул, резко встав со скамьи, Годунов и почувствовал, как кровь мгновенно прилила к его голове, лицо тут же покраснело и стало багровым, как предательски онемели и подкосились ноги. «Опять подагра мучает, – со злобой на себя и свои болезни подумал царь, – надо до Думы и приема послов вызвать Габриэля с его иноземцами-лекарями подлечиться, до обеда с послами аппетит потеряешь вовсе от ужаса и таких худых слухов». И повторил четко и громко, обретая спокойствие и уверенность: – Не дождутся ни болезни, ни самоубийства, тем более, от здорового, слышишь, здорового государя… Так, Петр, и передай…

– Кому, государь? – еле выдавил из себя заплетающимся языком дьяк. – Кому и что передать?

– Ах, да, – махнул недовольный собой, что чушь сморозил, Годунов. – Еще что есть?

– Ничего нет больше, государь.