Полное собрание стихотворений и поэм. Том II - Эдуард Вениаминович Лимонов

дни слепые

«Вот странные тяжёлые листы дорог…»

Вот странные тяжёлые листы дорог

звучат на языке так милом

Я, может быть, сказал себе — приди

во вторник, в среду

Купаются во мне овраги те

и реки те различных цветов

Красавиц никогда не оторвать

Внутри они гуляют

«Я люблю эту жизнь свою мелкую…»

Я люблю эту жизнь свою мелкую

закруглённую где-то, а где

Никому не понятную барышню

на рояле играет и спит

И дерево белое и его чёрные плоды

и стоящая под ним табуретка

смеются, блестят, говорят о себе

жмурятся и трепетают

сменив молодые года на других

весёлых, но также и мрачных

на той табуретке Наталья сидит

природе весьма поддаваясь

«Основная задача современного поэта…»

Основная задача современного поэта — сделать как можно более эмоциональным свою строку, строфу и весь стих. Уже нет и речи о рифмах и других формальных ухищрениях. Эмоциональное напряжение! Только оно! Начинаться стихотворение должно с эмоционально запоминающегося сочетания слов. Читатель должен получить аванс. Первая строка должна быть очень исключительна и хороша, чтоб читатель захотел глядеть дальше. И всё остальное должно быть ясным зримым для читателя или если не ясным конкретно, то дымка, окутывающая неизвестное. Должна быть интересна читателю. Надо хватать его — читателя и заставлять — А ну, читай! А то!.. А то многое потеряешь.

Строй живой речи, только он способен в какой уже раз оживить поэзию. Там наша кровать стояла! Вот что есть пример мне самому. Все оттенки, интонации ахов, вздохов, кликов радости и вспомним основы речи своей и эти виды предложений. Вопросительное, восклицательное, описательное. Так, путая наречия и предлоги, бранясь и банально умиляясь, должен выражаться современный поэт. Для оживления стиховой речи нужно идти не только на сознательный перенос ударений в слове. Но и даже на нарушение элементарных правил грамматики. Несвязанные между собой, несогласованные в отдельных случаях части речи, когда того требует стих.

Единица стиха есть не строка, не строфа, а эмоциональный выдох или вдох. Одно напряжение поэтической воли — вот единица стиха и его написания. Выделять это напряжение и под ним писать другое и т. д.

«Любил вишнёвый сад и тёмные дела…»

Любил вишнёвый сад и тёмные дела

которые в траве творятся до утра

и звуки, что дают растения собой

под ветром зацеплясь цветами иль листвой

И маленьких таких ползущих по делам

безумных муравьёв, причастных в чём-то к нам,

строения земли, начавшие желтеть,

а стены зеленеть, а воздухи дрожать

и крики допоздна из середин ума

Проклятый белый свет. Тюрьма, тюрьма, тюрьма!

«Я ведь, братцы, помру, и никто не узнает…»

Я ведь, братцы, помру, и никто не узнает

где могилка святая моя

Я ведь, братцы, помру — вы со мною все жили

жил и я с вами, весь я

Это воля от судеб — чтоб рыбою пахнуть,

чтобы Игоря мне провожать в Свердловск

чтобы рыба осталась, и стол весь измятый

А уж Игоря нет, Ворошилова нет

А шестого приедет удивительный Вовка

Придёт Саша Морозов, другие друзья

и Наташа с улыбкой выпьет и заморгает

Я люблю вас как квиты — молодые мои

Знаю Стесина в жизни в полосатом костюме

и еврейское он — голубое дитя

и крича, и волнуясь, ничего не изменит,

и Россия его подомнёт под себя

мы капустой и луком крепко связаны вместе

Вовка с чубом приедет, закричим, замолчим

И жена моя Анна долго не́ жив, вдруг входит

Воцаряет во мне восклицательный знак

По зелёным и жёлтым, высоким и низким

прохожу я рукою по головкам друзей

что любимые — слава, что любимые — повесть

Мы умрём, но мы жили, красовались любя

У меня на рожденье у меня на стене там

выступали уже уже вас имена

Ещё мать не рожала, ещё только мечтала

А уж ваши стояли на стене имена

Мы помрём, как в Париже помирали другие

кто-то раньше, кто позже улетев, улетев

Жили мы в одно время время — о-ля-ля-ля-ля

На земле так красивой проходя, проходя

«тихой молнии любимец и зверинец и зверинец…»

тихой молнии любимец и зверинец и зверинец

шляпу нежную ломая как бы воду

не приходит твоя помощь моему народу роду

моему лицу в оправе чёрного безумства

Восхищаясь в мостик влюбчив

что из дерева поёт и стонет

А внизу река течёт терзая обгрызая

берега седые юности далёкой спешной

Как я стал стоять и плакать плакать

как уж я не говорю, а восклицаю

Ах, мои ободранные руки

и вцепились и глотают небо

Счас ещё хоть утро, а уж вечер вовсе

ночь как плоскогубцы защемляет

Ржавая она так давит давит

Чёрная мелькает морда

Вот уж сколько вот уж сколько сколько

дней таких таких таких и суток

Не спускаюсь больше уж в овраг зелёный

Не летят слои из уток

«Заходяще солнце убавлялось…»

Заходяще солнце убавлялось

Хорошо горят вон те дома

Тень уже так много удлинялась

и совсем навеки померла

Моя куртка плачет и тоскует

о твоём измятом рукаве

и безумное лицо целует

щёки твои милы сразу две

Ухо приближается к густотам

твоих чёрных и седых волос

Ах, приедь, приехай поскорее

где живу я, есть тут дикий мост