Дикий - Элла Савицкая

Первая расстрельная пуля больно вонзается в сердце.

— Тогда зачем эта информация вам сейчас? — я тоже больше не стараюсь звучать вежливо.

— Действительно, незачем. Умница, девочка. А теперь послушай. Я не знаю, как ты вышла на Кешнова и каким образом нашла меня. Но запомни раз и навсегда, если ты явилась за алиментами, то можешь забыть о них сейчас же. Я тебе ни копейки не дам.

Мне на грудь будто с размаху гранитную плиту сбросили. Легкие сдавило под тяжестью услышанных обвинений.

— Мне не нужны ваши деньги.

Издевательская ухмылка окрашивает лицо человека, которого я надеялась найти многие годы.

— Ну да, конечно. Если бы не нужны были, ты бы сюда не явилась.

Понимаю, что находиться больше с ним наедине я не могу. Одно дело, когда чужие люди обвиняют тебя во всех смертных грехах, и совсем другое, когда это делает родной по крови человек.

Рывком встаю с кресла и направляюсь к двери, когда прямо перед выходом останавливаюсь и оборачиваюсь. Я должна узнать. Этот вопрос с детства не давал мне покоя. Ногти до крови вонзаются в ладонь, когда я произношу заветное:

— Почему ты отдал меня в детский дом?

Откинувшись на кожаном кресле, «папаша» равнодушно пожимает плечами.

— Ты мне не нужна была. Твоя мать умерла спустя какое-то время после твоего рождения. Я предлагал ей сделать аборт, но глупышка не согласилась, уверив, что будет воспитывать ребенка сама. Мне было плевать, как она собирается разбираться с тобой, но когда меня поставили перед фактом, что ты досталась мне, я понял, что мне это не нужно. У меня были проблемы с законом на тот момент, из-за которых пришлось круто менять свою жизнь. И прицеп в виде ребенка только все усложнил бы.

Он говорил это так просто, словно не о живых людях, а о кадрах фильма, просмотренного на днях. Ни сострадания в голосе, ни чувства вины. Совсем ничего. Я с самого рождения была для него никем. Пустым местом, от которого он хотел избавиться еще до рождения.

Плита на груди становится невыносимых размеров, отчего в горле начинает першить и стягивать узлом. Я резко дергаю ручку двери и, едва не врезавшись в Матвея, несусь к выходу.

— Подожди меня в машине, — доносится сзади, но я почти не слышу.

Меня несет вперед, душит, уничтожает.

Я с самого начала подозревала о возможных причинах его поступка, но надежда, оставленная на дне ящика Пандоры, давала стимул дышать и ждать, что возможно когда-нибудь я услышу, что нужна родному отцу. Что под финальные аккорды семейной мелодрамы меня заключат в объятия и скажут, что все было ошибкой, меня искали, и теперь все будет иначе. Но счастливые воссоединения семей бывают только в фильмах.

Мимо мелькают фасады люксовых домов с идеальными газонами, а я бреду вперед по дорожке почти ничего не видя от пелены слез. Они предательски текут по щекам, хотя я очень стараюсь смахивать их ладонями. Носки старых кроссовок расплываются смазанным пятном. Удивительно, какую боль может причинить человек, которого видишь первый раз в жизни….

Марина

Обхватываю себя за плечи в попытке защититься от давящих тяжелых эмоций.

Сзади раздается свист тормозов, хлопок дверью, а потом меня разворачивают и рывком прижимают к себе знакомые руки. Уткнувшись носом в белую футболку, пропитанную любимым запахом, меня прорывает. Впервые за много лет я не могу остановить поток слез и всхлипов. Наверное, именно так умирает надежда.

Матвей молчит, стоически выдерживая то, что само покидает мое тело. Он просто крепко прижимает меня к себе и позволяет избавиться от груза несбывшихся ожиданий. Его пальцы запутываются в волосах, пока он гладит мой затылок. Чувствую, как напряжены все его мышцы, как гулко стучит сердце. Я не хочу быть слабой перед ним. Слабость удел для никчемных и жалких людей. Но почему-то именно сейчас мне не стыдно.

Напряжение от парня хлещет невидимыми волнами. Он злится, знаю, что злится. Я научилась читать язык его тела и жестов. А у меня не осталось сил даже на эту эмоцию. Меня как будто вывернули наизнанку и выкрутили.

Когда спустя долгие мгновения я поднимаю голову, то встречаюсь со взглядом полным… нет, не жалости. Жалость я бы не вынесла. Меня встречает поддержка в его лице и устойчивое желание отомстить.

Большие пальцы Матвея стирают слезы с моих щек, а потом его губы утыкаются в мои. Поцелуй глубокий, настойчивый, требовательный. Кажется, он таким образом пытается сказать, что он тот человек, кому я действительно нужна. Стереть из памяти все слова, которые, я уверена, он слышал. И я ему верю.

— Знаешь, как избавляются от ненужных воспоминаний? — усевшись в машину, Матвей заводит двигатель и, со свистом развернувшись, едет по направлению, откуда я только что сбежала.

— Как?

— Бьют посуду.

— Мы будем бить посуду? — с сомнением прищуриваюсь, пытаясь угадать сумасшедший план этого ненормального.

Он неопределенно качает головой, а потом тормозит прямо перед припаркованным перед домом моего несбывшегося папаши мерседесом.

— Почти, — без намека на улыбку перегибается назад и достает из-под заднего сидения биту. — Пойдем!

Матвей

— Матвей, что ты собираешься делать?

Рина неуверенно захлопывает дверь машины и подходит ко мне. Единственное, что бы я сейчас сделал с огромным удовольствием — это разъебашил голову мудака. Каждое его гадское слово, сказанное с бездушным равнодушием собственной дочери, буквально въелось в память и подогревает мое маниакальное желание убивать. Вот только сомневаюсь, что это именно то, что Ри оценит. Да и так просто этому ублюдку не спрыгнуть с крючка! Он заплатит за каждый год, проведенный девчонкой в детском доме, это я ему обещаю! Ну а пока…

— Бить стекла, — притягиваю к себе мою дикарку за шею и целую ее в висок. — Держи!

Зеленые глаза шокировано округляются, перемещаясь с меня на биту. Тонкие пальцы обхватывают орудие, с помощью которого я не раз ломал ребра подобным мудакам.

— И что мне с ней делать?

Киваю в сторону мерса, на который подонок потратил столько, сколько Ри в жизни не заработала бы сама.

— Мне кажется, он слишком скучно выглядит. Нужно разукрасить.

— С ума сошел? Я не могу!

— Мооожешь, Ри! — ободряюще ухмыляюсь, но раз ей нужна помощь, чтобы сделать первый шаг, я с удовольствием помогу. Подтягиваю дикарку к тачке и, обхватив ее сзади, беру холодные руки в свои. — Давай устроим твоему папаше фейерверк!

Размахиваюсь и под приглушенный визг хреначу битой по лобовухе. Рина вся подбирается, стоит звуку трескающегося стекла слиться с вопящей сигнализацией, а потом начинает громко смеяться. Вооот, моя девочка! Покажи ему кого он просрал, старый мудак!