Польский крест советской контрразведки. Польская линия в работе ВЧК-НКВД. 1918-1938 - Александр Зданович

Работа польских спецслужб была еще более усилена после неудавшейся по ряду причин попытки СССР и Польши снизить степень напряжения в двусторонних отношениях, предпринятой в конце 1930 — начале 1931 г. В циркуляре ОГПУ от 28 ноября 1932 г. отмечалось значительное укрепление польских разведывательных аппаратов в Турции, Румынии и Латвии. Они активизировали заброску агентуры в СССР, Увеличилось количество агентов, направлявшихся на нашу территорию непосредственно центральным аппаратом 2-го отдела ПГШ. Только за полгода, отмечалось в циркуляре, были разоблачены[476] 187 агентов Виленской и Львовской экспозитур. Контрразведке ОГПУ удалось вскрыть резидентские звенья поляков, имевших выходы на военнослужащих РККА, конкретных лиц из комсостава. Безусловно, исходя из нашего сегодняшнего знания политических и юридических реалий обстановки начала 1930-х гг., мы можем и должны поставить под сомнение указанные цифры. Однако если мы на порядок сократим их, то и тогда остается внушительная цифра, подтверждающая вывод чекистов об активизации польской разведки, особенно оперативно-тактической, в приграничной зоне. К сожалению, увлекшись масштабными операциями, чекисты не выявляли отдельных действительно опасных агентов. К примеру, так и не удалось раскрыть польского агента «АГЕ» из окружения секретаря ЦК ВКП(б) В.М. Молотова, который давал информацию об обстановке на некоторых заседаниях Политбюро, включая то, на котором обсуждался вопрос о введении маршальских званий и давались оценки некоторым военачальникам[477]. Агентом 2-го отдела оказался бывший секретарь И.В. Сталина Б. Бажанов[478]. Можно предположить, что его бегство за границу было способом уйти от разоблачения.

Подытоживая сказанное в этом параграфе, подчеркну некоторые важные, на мой взгляд, особенности развития польской разведывательной службы на восточном направлении в межвоенный период. Я использую такое определение, как «условный мир», которое вполне соответствует тому, что происходило в сфере деятельности специальных служб. Да, открытых боевых действий с 1921 г. не велось, но тайная война только набирала обороты. Система разведывательных органов развивалась и совершенствовалась. Однако практически с первого мирного года четко обозначились три направления.

1) Создавались резидентуры под прикрытием дипломатических и иных польских представительств на нашей территории. Причем этих представительств было значительно больше, чем советских в Польской Республике. Только консульства были открыты в Москве, Петрограде, Минске, Харькове, Тифлисе, позднее и в Киеве. Разного рода комиссии и делегации работали, кроме указанных городов, еще в Новониколаевске и Одессе. Сравним с нашей стороной — консульство в Варшаве, позднее в Кракове и Львове. На большее поляки не соглашались. Комиссия по репатриации функционировала только в польской столице. И это все.

2) Разведывательные резидентуры были созданы в столицах государств, имевших общую границу с СССР, причем со спецслужбами таких стран, как Латвия, Румыния, Финляндия и Эстония, полякам удалось наладить обмен добытой по нашей стране информацией. Кроме указанных «соседей», резидентуры имелись в Турции, Китае, Чехословакии, Австрии, Италии, вольном городе Данциге и некоторых других местах. С разведкой Франции и Японии, а позднее и Англии существовали рабочие контакты именно по вопросам работы против СССР.

3) На базе разведывательных отделов армий после окончания советско-польской войны были организованы территориальные органы в виде экспозитур. В основном на советском направлении действовали экспозитуры № 1 (Вильно), № 5 (во Львове) и № 6 (в Бресте).

Активно работала экспозитура № 2 в Варшаве, которая сосредотачивала свои усилия на так называемом «прометейском движении» — всемерной поддержке сепаратистских эмигрантских организаций (украинских, белорусских, кавказских и среднеазиатских), а также создавала оперативные возможности для подрывной и шпионской работы в СССР русским белогвардейским эмигрантским структурам.

Кадровый потенциал польской разведки был достаточно высок с точки зрения общей подготовки сотрудников и их профессионального мастерства. Многие руководящие должности занимали бывшие офицеры австро-германской и русской армий, и, что было крайне важно лично для Ю. Пилсудского, они являлись многолетними членами созданной им Польской организации войсковой, имели опыт нелегальной работы и однозначно были не просто патриотами Польши, а польскими националистами. Те же, кто работал на восточном направлении, в добавок были русофобами и активными противниками коммунистических идей.

Операции, проведенные польской разведкой в межвоенный период против СССР, в ряде случаев являлись успешными. Вербовочная база для 2-го отдела ПГШ и его подчиненных структур имелась обширная: большое число поляков проживало в нашей стране, и многие из них предпринимали попытки репатриироваться в Польшу, выражая готовность помогать разведчикам до своего отъезда. В первой половине 1920-х гг. сотрудники резидентур использовали свои старые связи с бывшими офицерами царской армии, поступившими после 1917 г. в РККА, и пытались (надо сказать, далеко не безуспешно) использовать их как источники информации.

Поляки пошли на создание специальных разведшкол. Чекисты установили, что в тактическом плане поляки отреагировали на высылку кулачества из районов сплошной коллективизации, прежде всего в УССР и БССР. Они приступили к вербовкам агентуры в местах ссылки кулаков с последующей переброской завербованных лиц в Польшу для обучения в разведшколах. В дальнейшем предполагалось их использование в подготовке и совершении диверсий на военных и иных объектах[479].

Анализ документов 2-го отдела ПГШ, его филиалов — экспозитур и резидентур — показывает, что они интересовались широким кругом вопросов, имевших отношение к советским армии и флоту: дислокацией воинских частей, развитием технических родов войск (бронетанковых и авиационных), ходом военной реформы и ее результатами и т. д. Для советских контрразведчиков особенно важным показателем являлось настойчивое стремление польских спецслужб добыть персональные данные и детальные характеристики на конкретных военачальников и лиц из их близкого окружения. Это однозначно свидетельствовало о поиске противником агентурных подходов к наиболее осведомленным секретоносителям — таким как нарком по военным делам, члены Реввоенсовета СССР, крупные штабные работники, командующие военными округами, комкоры и комдивы.

Таким образом, можно утверждать, что польская разведка реально была противником № 1 для советских спецслужб в период с 1921 по 1939 г.

Контрразведывательная работа вообще и против польских разведывательных органов в частности концентрировалась до начала мая 1922 г. в Особом отделе ВЧК-ГПУ. Еще в период советско-польской войны в этой структуре советских органов госбезопасности по личному указанию Ф. Дзержинского была образована нештатная польская группа под руководством заведующего оперативным отделением ОО ВЧК А. Артузова. При этом на выданных во второй половине 1920 г. мандатах, подтверждающих полномочия работы на местах, должность Артузова именовалась как особоуполномоченный по польским делам[480]. Эта группа работала не только в Москве, но и выезжала в другие города для проведения оперативных мероприятий. Безусловно, зоной ее особого внимания являлись районы, прилегавшие к полосе боевых действий Западного и Юго-Западного фронтов. Соответствующих специализированных подразделений в особых отделах фронтов и армий не имелось, но понятно, что практически вся их работа по борьбе со шпионажем, диверсиями и иными подрывными действиями велась из расчета на связь этих проявлений с тайными операциями польской разведки.