Заложницы вождя - Анатолий Баюканский

«Бура» и Борис затаились у забора. «Топорик» легко, по-кошачьи вскарабкался на суковатое промерзшее дерево, с него перекинулся на сарай, крытый шифером. Вскоре гибкая фигура бывшего вора показалась на крыше каримовского дома.

Борис вобрал в себя воздух и замер, взмокли ладони, а сердце взбеленилось и, казалось, еще мгновение — и оно выпрыгнет из груди. Сейчас больше всего на свете ему хотелось быть там, на месте бывшего вожака, своими глазами видеть все, что происходит в таинственном и ненавистном доме, о котором даже перерожденец Платоныч говорил с откровенной опаской. До боли напрягая зрение, Борис следил за тем, как «Топорик» осторожно спускался с крыши на деревянный карниз, как, держась за невидимые снизу выступы стены, начал осторожно продвигаться к единственному окошку, откуда чуть заметно струился призрачный свет…

«Топорик», казалось, никогда в жизни так не волновался, как сейчас. Ноги сделались чужими, ватными, он вдруг представил себе, что вдруг, не удержавшись на карнизе, он рухнет вниз, в чужой двор. Хоть и не видно охранников, но, скорей всего, какая-то сигнализация там есть на случай появления жулья, но коль хозяин держит в темнице людей, то… вряд ли оставит их без охраны.

Когда он добрался до заветного окна, заглянул за занавеску, то почувствовал радость, сердце глухо забухало в груди. Комната была пустой, лишь посредине стоял массивный стул, на котором что-то смутно белело. «Топорик» присмотрелся и… чуть не оступился, не сорвался вниз. На стуле, спиной к нему, полулежала девушка. Руки ее за спиной были связаны. И вот тут-то недавнему уголовнику стало по-настоящему страшно. Не раз, бывало, «хаживали на дело», всегда, конечно, волновался, но тогда азарт и жажда наживы пересиливали страх, в глубине души всегда жила постоянная мысль о возможном провале, о тюрьме. Однако сегодня «Топорика» обуял страх иного рода, он буквально парализовал, сковал тело. Застанут его в каримовском доме — каюк! Получишь полный букет самых страшных статей — шпионаж, диверсия, покушение на жизнь и имущество руководителя комбината, черт знает чего еще. И приговор загодя известен — расстрел. Даже если чудом удастся выбраться отсюда, кончины ему вряд ли избежать. Купленные Каримовым крупные «водилы» не простят посягательства на хитрый особняк.

Пересилив страх и внезапно подступившую вялость, «Топорик» еще раз заглянул в оконце. Присмотрелся повнимательней и сообразил: девчонка, видимо, привязана к стулу, кои уголовники называют «якорем», стул сей ввинчен ножками в пол. Вот почему Эльза не могла встать, не в состоянии была пошевелиться.

Одиноко тявкнула в конце улицы дворняга, и снова все застыло в напряженной тишине. «Топорик» не мог оторвать глаз от девушки. Велик был соблазн окликнуть девчонку, перекинуться с ней парой слов, однако хватило ума не делать этого. Когда стал спускаться, внезапно что-то загорелось под сердцем и долго не отпускало. Постоял, прислушиваясь. Даже в ушах зазвенело. Подумал о том, что не для приманки ли выставил хозяин молодую немку? Намного безопасней было бы держать ее подальше от людских глаз. Не дошел ли до Каримова слушок о том, что они задумали «вытащить» Эльзу? Платоныч, гад ползучий, точно, мог сыграть и нашим, и вашим»…

За углом глинобитного сарая «Топорик» немного успокоился, отдышался, рассказал Борису и «Буре» о том, что увидел в окошке особняка, не скрыл и свои опасения, даже предложил оставить опасную затею. «Бура» с охотой согласился, но… Борис решительно воспротивился:

— Мотайте отсюда, мотайте! Раз Эльза там, я один пойду к Каримову! К черту, к дьяволу! — Парень дрожал, перед глазами стояла страшная картина, нарисованная «Топориком». — Понимаю, труса празднуете, наживы нет. Что ж, идите по домам, а я останусь. Да если бы во дворе была охрана, шиш бы ты выбрался оттуда живым!

— Утихни, силач-бамбула! — уже спокойнее проговорил «Топорик». В словах «выковырянного» был свой резон: коль его спокойно выпустили — значит в доме пусто. Но признаваться в трусости было не в его правилах.

— Чушь собачью ты городишь. Один пойдешь, тебя прихлопнут, как муху, и концов потом не сыщем. Никак не поймешь: на нашем чертовом комбинате людишек вообще тыщами считают, их там тьма-тьмущая, сотни без фамилий, одни с кликухами, другие с номерами. — «Топорик» готов был психануть, понимая, что его доводы не убедили «седого».

— Ладно, огольцы, — решительно проговорил Борис, — правда, шагайте в барак, а мне без Эльзы дороги назад нет. Один пойду.

— Коль так, я тоже останусь, — неожиданно решил «Бура», он нащупал в темноте руку Бориса, — подмогну «выковырянному». У меня тоже финарь с собой, в случае большого шухера прикрою «седого» с девкой.

— Еще один герой с большой дырой! — разозлился «Топорик». — Чую: большая опаска в доме кроется, по запаху чую. Домишко-то на вид пустой, окошечко одно светит, будто сало в капкане, а в темноте — серый волк.

— Там — Эльза! — с болью выдавил из себя Борис. — вам этого не понять. Не в силах я уйти, ребята, должен докопаться: для чего Каримов Эльзу к себе в дом привез?

— Дитятка ты у нас еще, — беззлобно хихикнул «Бура», подтолкнул локтем «Топорика», — вот как встретишь Каримыча в темном переулке, финку приставишь к горлу и спросишь про энто. — «Бура» примолк, слишком хорошо успел изучить характер психованного «выковырянного»: как Ваньку-Встаньку его долбили в поезде, другой бы башки от пола не оторвал, а этот поднимался.

— Ну, что стоите? Скатертью дорожка. Честно говорю, спасибо за помощь, но зачем рисковать всем? — Борис сразу понял: «Топорик» ищет повод, чтобы уйти, не связываться с хозяином таинственного дома, а ему лично терять и впрямь нечего. Да и никак не мог Борис уразуметь, какая угроза может исходить от Каримова. Ему казалось, зам. начальника комбината должен хорониться от чужих глаз, ведь не он, Борис Банатурский, по сути дела, украл немецкую девушку. Припомнил, как лебезил Каримов перед начальником комбината у них в доменном цехе, а всякие рассказы о могуществе Каримова — придумка. Не похож этот «бабай» на главаря мифической банды, которая занимается похищением молодых девушек. Однако… «Топорик» тоже не дурак. «Может, и правда, не стоит лезть на рожон, — подумал Борис, — есть зацепка: Ахмет как-то сказал: «С Каримовым я всегда договорюсь, как мусульманин с мусульманином».

— Лады! Я все решил. Кончаем толковище! Слушайте сюда! — По тону «Топорика» «Бура» и Борис поняли: их предводитель принял окончательное решение. Но прежде чем что-то сказать, бывший уголовник вытянул из кожаного чехла лезвие ножа, посмотрел на свет, снова спрятал финку в ножны. Взял Бориса за обе руки, притянул к себе. — Помнишь, про попа колымского вам рассказывал? Только зубы не скальте. Засомневался было я по твоему делу, «седой», но вдруг от попа того вроде как добро получил.

— А финка зачем?

— Не для «мокрого дела». В оконце крючок да задвижка, вот ножичек и сгодится. Лады, хрен с вами, рискнем, где наша ни пропадала! Сделаем так: я взбираюсь на крышу хаты, потом к окну, скидываю крючочек, тихо окликаю твою маруху, приветик ей от тебя передам. Ежели в доме никого нет, беру ее в охапку, спускаюсь на первый этаж, там либо окно, либо дверь есть. Отмычка при мне. — «Топорик» быстро проверил карманы. — А вы ждите меня здесь, носа туда не кажите. Ежели все обойдется — свистну, зашухерюсь — бегите прочь. Ну, пока! До скорого! — «Топорик» мгновенно растворился в темноте.